Ремонт Дизайн Мебель

Вечера на хуторе близ диканьки главные. История создания произведения Н.В.Гоголя "Вечера на хуторе близ Диканьки"

Срочняк нужно!!! Краткое содержание книги "вечера на хуторе близ диканьки" по главам!!! Заранее спасибо!

  1. Вечера состоят из двух глав по четыре повести в каждой. Ниже приводится краткое содержание вечера на хуторе близ Диканьки. Прочитайте, и, возможно, Вам захочется ознакомиться с полным текстом повестей.

    Часть первая

    Сорочинская ярмарка.
    Однажды семейство, состоящее из Солопия Черевика, его жены и дочки ехало на ярмарку в Сорочинец. Один из парубков попросил руки девушки, но Солопий отказал.
    По ярмарке ходили слухи о красной свитке черта. Утром Черевик нашел рукав от красной свитки. А позже обнаружил пропажу лошади. Его схватили, обвинили в том, что он украл у себя кобылу. Грицько освободил Черевика, и тот согласился на свадьбу.

    Вечер накануне Ивана Купалы.
    Полюбил бедный Петрусь Педорку, дочь Коржа. Черт пообещал помочь, если тот сорвет цветок папоротника. Цветок указал место, где был клад. Чтобы достать его, Петрусь убил мальчика и получил золото.
    Корж согласился на свадьбу. Но Петрусь постоянно сидел около золота. Колдунья пришла в дом к Петрусю, он очнулся и увидел перед собой мальчика. Утром нашли вместо Петруся пепел, а вместо мешков с золотом черепки.

    Майская ночь или Утопленница.
    Эту историю Левко рассказывает своей Ганне. Была у сотника дочь и жена - ведьма. Выгнал отец дочь из дому, и та утопилась. Однажды утащила она свою мачеху под воду. Но та обернулась утопленницей и теперь панночка не знает, кто из них - ведьма.
    Отец Левко положил глаз на Ганну. Как-то Левко увидел в пруду панночку. Он узнал в одной из утопленниц мачеху. В благодарность панночка дала ему записку к голове, в которой приказывалось поженить Левко и Ганну.

    Пропавшая грамота.
    Дед рассказчика зашил грамоту в шапку и поехал. В дороге он задержался на ярмарке. Там он встретил запорожца. Он попросил деда рассказчика не спать ночью и посторожить, чтобы его не утащил черт. Но дед все равно заснул. Просыпается шапки с грамотой нет. Пошел он ночью в лес и вышел к костру, за которым сидели ведьмы. Дед стал угрожать перекрестить всех ведьм, и те отдали шапку и коня.

    Часть вторая

    Ночь перед Рождеством.
    Дочка Чуба Оксана сказала, что выйдет за Вакулу, если он принесет ей черевички царицы.
    Вакула вынес из дома мешок с чертом, которого туда спрятала его мать, и пошел к Пацюку. Тот посоветовал ему обратиться к черту.
    Долетел Вакула на черте до Петербурга и пошел к царице. Он попросил у нее ее черевички, та поручила отдать ему расшитые золотом башмаки. Пошел Вакула к Чубу и тот согласился отдать ему дочь Оксану. Подарил Вакула ей черевички, и они поженились.

    Страшная месть.
    На свадьбе Данилы и Катерины появился колдун. Стало ей сниться, что он зовет ее замуж. Катерина узнала, что колдун - это ее отец. Решили его казнить, но он убедил Катерину отпустить его.
    Спустя время в битве колдун застрелил Данилу. Катерина продолжало сниться, будто колдун убьет ее сына, если она не согласится выйти за него. Появился в селе гость, якобы друг Данилы. Катерина опознала в нем колдуна, бросилась на него с ножом, но тот заколол ее.
    Колдуна стал преследовать его чудный рыцарь, пытался он скрыться от него, но не удалось. И умер колдун.

    Иван Федорович Шпонька и его тетушка.
    Иван Шпонька уволился со службы и вернулся в свое имение к тетушке. Та уговорила его поехать к соседу искать дарственную на землю. Там познакомился он с 2 его сестрами. Тетушка надумала женить племянника на одной из них. Чем история закончилась, неизвестно, так как рукопись обрывается.

    Заколдованное место.
    Как-то плясал в огороде дед, да вдруг оказался в другом месте в поле у могилы, понял он, что тут клад, пометил место и решил прийти сюда еще раз. Когда вернулся другой ночью и стал копать, то выкопал котел. Нечистая сила пугала его, но он все равно дотащил котел до дома. Открыл его, а там всякий мусор. С тех пор дед решил не верить черту, огородил то место плетнем и ничего на нем не сажал.

"Вечера на хуторе близ Диканьки - 01 Предисловие"

Повести, изданные пасичником Рудым Паньком


Часть ПЕРВАЯ


Предисловие


"Это что за невидаль: "Вечера на хуторе близ Диканьки"? Что это за "Вечера"? И швырнул в свет какой-то пасечник! Слава богу! еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Еще мало народу, всякого звания и сброду, вымарало пальцы в чернилах! Дернула же охота и пасичника дотащиться вслед за другими! Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в нее".

Слушало, слышало вещее мое все эти речи еще за месяц! То есть, я говорю, что нашему брату, хуторянину, высунуть нос из своего захолустья в большой свет - батюшки мои! Это все равно как, случается, иногда зайдешь в покои великого пана: все обступят тебя и пойдут дурачить. Еще бы ничего, пусть уже высшее лакейство, нет, какой-нибудь оборванный мальчишка, посмотреть - дрянь, который копается на заднем дворе, и тот пристанет; и начнут со всех сторон притопывать ногами. "Куда, куда, зачем? пошел, мужик, пошел!.." Я вам скажу... Да что говорить! Мне легче два раза в год съездить в Миргород, в котором вот уже пять лет как не видал меня ни подсудок из земского суда, ни почтенный иерей, чем показаться в этот великий свет. А показался - плачь не плачь, давай ответ.

У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может быть, и рассердитесь, что пасечник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), - у нас, на хуторах, водится издавна: как только окончатся работы в поле, мужик залезет отдыхать на всю зиму на печь и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журавлей на небе, ни груш на дереве не увидите более, - тогда, только вечер, уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалека, бренчит балалайка, а подчас и скрипка, говор, шум... Это у нас вечерницы! Они, изволите видеть, они похожи на ваши балы; только нельзя сказать чтобы совсем. На балы если вы едете, то именно для того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом - подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.

Но лучше всего, когда собьются все в тесную кучку и пустятся загадывать загадки или просто нести болтовню. Боже ты мой! Чего только не расскажут! Откуда старины не выкопают! Каких страхов не нанесут! Но нигде, может быть, не было рассказываемо столько диковин, как на вечерах у пасечника Рудого Панька. За что меня миряне прозвали Рудым Паньком - ей-богу, не умею сказать. И волосы, кажется, у меня теперь более седые, чем рыжие. Но у нас, не извольте гневаться, такой обычай: как дадут кому люди какое прозвище, то и во веки веков останется оно. Бывало, соберутся накануне праздничного дня добрые люди в гости, в пасичникову лачужку, усядутся за стол, - и тогда прошу только слушать. И то сказать, что люди были вовсе не простого десятка, не какие-нибудь мужики хуторянские. Да, может, иному, и повыше пасичника, сделали бы честь посещением. Вот, например, знаете ли вы дьяка диканьской церкви, Фому Григорьевича? Эх, голова! Что за истории умел он отпускать! Две из них найдете в этой книжке. Он никогда не носил пестрядевого халата, какой встретите вы на многих деревенских дьячках; но заходите к нему и в будни, он вас всегда примет в балахоне из тонкого сукна, цвету застуженного картофельного киселя, за которое платил он в Полтаве чуть не по шести рублей за аршин. От сапог его, у нас никто не скажет на целом хуторе, чтобы слышен был запах дегтя; но всякому известно, что он чистил их самым лучшим смальцем, какого, думаю, с радостью иной мужик положил бы себе в кашу. Никто не скажет также, чтобы он когда-либо утирал нос полою своего балахона, как то делают иные люди его звания; но вынимал из пазухи опрятно сложенный белый платок, вышитый по всем краям красными нитками, и, исправивши что следует, складывал его снова, по обыкновению, в двенадцатую долю и прятал в пазуху. А один из гостей... Ну, тот уже был такой панич, что хоть сейчас нарядить в заседатели или подкомории. Бывало, поставит перед собою палец и, глядя на конец его, пойдет рассказывать - вычурно да хитро, как в печатных книжках! Иной раз слушаешь, слушаешь, да и раздумье нападет. Ничего, хоть убей, не понимаешь. Откуда он слов понабрался таких! Фома Григорьевич раз ему насчет этого славную сплел присказку: он рассказал ему, как один школьник, учившийся у какого-то дьяка грамоте, приехал к отцу и стал таким латыньщиком, что позабыл даже наш язык православный. Все слова сворачивает на ус. Лопата у него - лопатус, баба - бабус. Вот, случилось раз, пошли они вместе с отцом в поле. Латыньщик увидел грабли и спрашивает отца: "Как это, батьку, по-вашему называется?" Да и наступил, разинувши рот, ногою на зубцы. Тот не успел собраться с ответом, как ручка, размахнувшись, поднялась и - хвать его по лбу. "Проклятые грабли! - закричал школьник, ухватясь рукою за лоб и подскочивши на аршин, - как же они, черт бы спихнул с мосту отца их, больно бьются!" Так вот как! Припомнил и имя, голубчик! Такая присказка не по душе пришлась затейливому рассказчику. Не говоря ни слова, встал он с места, расставил ноги свои посереди комнаты, нагнул голову немного вперед, засунул руку в задний карман горохового кафтана своего, вытащил круглую под лаком табакерку, щелкнул пальцем по намалеванной роже какого-то бусурманского генерала и, захвативши немалую порцию табаку, растертого с золою и листьями любистка, поднес ее коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку, не дотронувшись даже до большого пальца, - и всё ни слова; да как полез в другой карман и вынул синий в клетках бумажный платок, тогда только проворчал про себя чуть ли еще не поговорку: "Не мечите бисер перед свиньями"... "Быть же теперь ссоре", - подумал я, заметив, что пальцы у Фомы Григорьевича так и складывались дать дулю. К счастию, старуха моя догадалась поставить на стол горячий книш с маслом. Все принялись за дело. Рука Фомы Григорьевича, вместо того чтоб показать шиш, протянулась к книшу, и, как всегда водится, начали прихваливать мастерицу хозяйку. Еще был у нас один рассказчик; но тот (нечего бы к ночи и вспоминать о нем) такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили по голове. Я нарочно и не помещал их сюда. Еще напугаешь добрых людей так, что пасичника, прости господи, как черта, все станут бояться. Пусть лучше, как доживу, если даст бог, до нового году и выпущу другую книжку, тогда можно будет постращать выходцами с того света и дивами, какие творились в старину в православной стороне нашей. Меж ними, статься может, найдете побасенки самого пасичника, какие рассказывал он своим внукам. Лишь бы слушали да читали, а у меня, пожалуй, - лень только проклятая рыться, - наберется и на десять таких книжек.

Да, вот было и позабыл самое главное: как будете, господа, ехать ко мне, то прямехонько берите путь по столбовой дороге на Диканьку. Я нарочно и выставил ее на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора. Про Диканьку же, думаю, вы наслышались вдоволь. И то сказать, что там дом почище какого-нибудь пасичникова куреня. А про сад и говорить нечего: в Петербурге вашем, верно, не сыщете такого. Приехавши же в Диканьку, спросите только первого попавшегося навстречу мальчишку, пасущего в запачканной рубашке гусей: "А где живет пасичник Рудый Панько?" - "А вот там!" - скажет он, указавши пальцем, и, если хотите, доведет вас до самого хутора. Прошу, однако ж, не слишком закладывать назад руки и, как говорится, финтить, потому что дороги по хуторам нашим не так гладки, как перед вашими хоромами. Фома Григорьевич третьего году, приезжая из Диканьки, понаведался-таки в провал с новою таратайкою своею и гнедою кобылою, несмотря на то что сам правил и что сверх своих глаз надевал по временам еще покупные.

Зато уже как пожалуете в гости, то дынь подадим таких, какие вы отроду, может быть, не ели; а меду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах. Представьте себе, что как внесешь сот - дух пойдет по всей комнате, вообразить нельзя какой: чист, как слеза или хрусталь дорогой, что бывает в серьгах. А какими пирогами накормит моя старуха! Что за пироги, если б вы только знали: сахар, совершенный сахар! А масло так вот и течет по губам, когда начнешь есть. Подумаешь, право: на что не мастерицы эти бабы! Пили ли вы когда-либо, господа, грушевый квас с терновыми ягодами или варенуху с изюмом и сливами? Или не случалось ли вам подчас есть путрю с молоком? Боже ты мой, какие на свете нет кушаньев! Станешь есть - объяденье, да и полно. Сладость неописанная! Прошлого года... Однако ж что я, в самом деле, разболтался?.. Приезжайте только, приезжайте поскорей; а накормим так, что будете рассказывать и встречному и поперечному.

Пасичник Рудый Панько.


На всякий случай, чтобы не помянули меня недобрым словом, выписываю сюда, по азбучному порядку, те слова, которые в книжке этой не всякому понятны.


Банду"ра, инструмент, род гитары.

Бато"г, кнут.

Боля"чка, золотуха.

Бо"ндарь, бочарь.

Бу"блик, круглый крендель, баранчик.

Буря"к, свекла.

Бухане"ц, небольшой хлеб.

Ви"нница, винокурня.

Галу"шки, клецки.

Голодра"бец, бедняк, бобыль.

Гопа"к, малороссийский танец.

Горлица, малороссийский танец.

Ди"вчина, девушка.

Дивча"та, девушки.

Дижа", кадка.

Дрибу"шки, мелкие косы.

Домови"на, гроб.

Ду"ля, шиш.

Дука"т, род медали, носится на шее.

Зна"хор, многознающий, ворожея.

Жи"нка, жена.

Жупа"н, род кафтана.

Кагане"ц, род светильни.

Кле"пки, выпуклые дощечки, из коих составлена бочка.

Книш, род печеного хлеба.

Ко"бза, музыкальный инструмент.

Комо"ра, амбар.

Кора"блик, головной убор.

Кунту"ш, верхнее старинное платье.

Корова"й, свадебный хлеб.

Ку"холь, глиняная кружка.

Лысый дидько, домовой, демон.

Лю"лька, трубка.

Маки"тра, горшок, в котором трут мак.

Макого"н, пест для растирания мака.

Малаха"й, плеть.

Ми"ска, деревянная тарелка.

Молоди"ца, замужняя женщина.

На"ймыт, нанятой работник.

На"ймычка, нанятая работница.

Оселе"дец, длинный клок волос на голове, заматывающийся на ухо.

Очи"пок, род чепца.

Пампу"шки, кушанье из теста.

Па"сичник, пчеловод.

Па"рубок, парень.

Пла"хта, нижняя одежда женщин.

Пе"кло, ад.

Пере"купка, торговка.

Переполо"х, испуг.

Пе"йсики, жидовские локоны.

Пове"тка, сарай.

Полутабе"нек, шелковая материя.

Пу"тря, кушанье, род каши.

Рушни"к, утиральник.

Сви"тка, род полукафтанья.

Синдя"чки, узкие ленты.

Сластёны, пышки.

Сво"лок, перекладина под потолком.

Сливя"нка, наливка из слив.

Сму"шки, бараний мех.

Со"няшница, боль в животе.

Сопи"лка, род флейты.

Стуса"н, кулак.

Стри"чки, ленты.

Тройча"тка, тройная плеть.

Хло"пец, парень.

Ху"тор, небольшая деревушка.

Ху"стка, платок носовой.

Цибу"ля, лук.

Чумаки", обозники, едущие в Крым за солью и рыбою.

Чупри"на, чуб, длинный клок волос на голове.

Ши"шка, небольшой хлеб, делаемый на свадьбах.

Юшка, соус, жижа.

Ятка, род палатки или шатра.

Николай Гоголь - Вечера на хуторе близ Диканьки - 01 Предисловие , читать текст

См. также Гоголь Николай - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Вечера на хуторе близ Диканьки - 02 Сорочинская ярмарка
I Менi нудно в хатi жить. Ой, вези ж мене iз дому, Де багацько грому,...

Вечера на хуторе близ Диканьки - 03 Вечер накануне Ивана Купала
Быль, рассказанная дьячком ской церкви За Фомою Григорьевичем водилась...

Предисловие

«Это что за невидаль: «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Что это за «Вечера»? И швырнул в свет какой-то пасечник! Слава богу! еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Еще мало народу, всякого звания и сброду, вымарало пальцы в чернилах! Дернула же охота и пасичника дотащиться вслед за другими! Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в нее».

Слушало, слышало вещее мое все эти речи еще за месяц! То есть, я говорю, что нашему брату, хуторянину, высунуть нос из своего захолустья в большой свет – батюшки мои! Это все равно как, случается, иногда зайдешь в покои великого пана: все обступят тебя и пойдут дурачить. Еще бы ничего, пусть уже высшее лакейство, нет, какой-нибудь оборванный мальчишка, посмотреть – дрянь, который копается на заднем дворе, и тот пристанет; и начнут со всех сторон притопывать ногами. «Куда, куда, зачем? пошел, мужик, пошел!..» Я вам скажу… Да что говорить! Мне легче два раза в год съездить в Миргород, в котором вот уже пять лет как не видал меня ни подсудок из земского суда, ни почтенный иерей, чем показаться в этот великий свет. А показался – плачь не плачь, давай ответ.

У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может быть, и рассердитесь, что пасечник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), – у нас, на хуторах, водится издавна: как только окончатся работы в поле, мужик залезет отдыхать на всю зиму на печь и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журавлей на небе, ни груш на дереве не увидите более, – тогда, только вечер, уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалека, бренчит балалайка, а подчас и скрипка, говор, шум… Это у нас вечерницы! Они, изволите видеть, они похожи на ваши балы; только нельзя сказать чтобы совсем. На балы если вы едете, то именно для того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом – подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.

Но лучше всего, когда собьются все в тесную кучку и пустятся загадывать загадки или просто нести болтовню. Боже ты мой! Чего только не расскажут! Откуда старины не выкопают! Каких страхов не нанесут! Но нигде, может быть, не было рассказываемо столько диковин, как на вечерах у пасечника Рудого Панька. За что меня миряне прозвали Рудым Паньком – ей-богу, не умею сказать. И волосы, кажется, у меня теперь более седые, чем рыжие. Но у нас, не извольте гневаться, такой обычай: как дадут кому люди какое прозвище, то и во веки веков останется оно. Бывало, соберутся накануне праздничного дня добрые люди в гости, в пасичникову лачужку, усядутся за стол, – и тогда прошу только слушать. И то сказать, что люди были вовсе не простого десятка, не какие-нибудь мужики хуторянские. Да, может, иному, и повыше пасичника, сделали бы честь посещением. Вот, например, знаете ли вы дьяка диканьской церкви, Фому Григорьевича? Эх, голова! Что за истории умел он отпускать! Две из них найдете в этой книжке. Он никогда не носил пестрядевого халата, какой встретите вы на многих деревенских дьячках; но заходите к нему и в будни, он вас всегда примет в балахоне из тонкого сукна, цвету застуженного картофельного киселя, за которое платил он в Полтаве чуть не по шести рублей за аршин. От сапог его, у нас никто не скажет на целом хуторе, чтобы слышен был запах дегтя; но всякому известно, что он чистил их самым лучшим смальцем, какого, думаю, с радостью иной мужик положил бы себе в кашу. Никто не скажет также, чтобы он когда-либо утирал нос полою своего балахона, как то делают иные люди его звания; но вынимал из пазухи опрятно сложенный белый платок, вышитый по всем краям красными нитками, и, исправивши что следует, складывал его снова, по обыкновению, в двенадцатую долю и прятал в пазуху. А один из гостей… Ну, тот уже был такой панич, что хоть сейчас нарядить в заседатели или подкомории. Бывало, поставит перед собою палец и, глядя на конец его, пойдет рассказывать – вычурно да хитро, как в печатных книжках! Иной раз слушаешь, слушаешь, да и раздумье нападет. Ничего, хоть убей, не понимаешь. Откуда он слов понабрался таких! Фома Григорьевич раз ему насчет этого славную сплел присказку: он рассказал ему, как один школьник, учившийся у какого-то дьяка грамоте, приехал к отцу и стал таким латыньщиком, что позабыл даже наш язык православный. Все слова сворачивает на ус. Лопата у него – лопатус, баба – бабус. Вот, случилось раз, пошли они вместе с отцом в поле. Латыньщик увидел грабли и спрашивает отца: «Как это, батьку, по-вашему называется?» Да и наступил, разинувши рот, ногою на зубцы. Тот не успел собраться с ответом, как ручка, размахнувшись, поднялась и – хвать его по лбу. «Проклятые грабли! – закричал школьник, ухватясь рукою за лоб и подскочивши на аршин, – как же они, черт бы спихнул с мосту отца их, больно бьются!» Так вот как! Припомнил и имя, голубчик! Такая присказка не по душе пришлась затейливому рассказчику. Не говоря ни слова, встал он с места, расставил ноги свои посереди комнаты, нагнул голову немного вперед, засунул руку в задний карман горохового кафтана своего, вытащил круглую под лаком табакерку, щелкнул пальцем по намалеванной роже какого-то бусурманского генерала и, захвативши немалую порцию табаку, растертого с золою и листьями любистка, поднес ее коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку, не дотронувшись даже до большого пальца, – и всё ни слова; да как полез в другой карман и вынул синий в клетках бумажный платок, тогда только проворчал про себя чуть ли еще не поговорку: «Не мечите бисер перед свиньями»… «Быть же теперь ссоре», – подумал я, заметив, что пальцы у Фомы Григорьевича так и складывались дать дулю. К счастию, старуха моя догадалась поставить на стол горячий книш с маслом. Все принялись за дело. Рука Фомы Григорьевича, вместо того чтоб показать шиш, протянулась к книшу, и, как всегда водится, начали прихваливать мастерицу хозяйку. Еще был у нас один рассказчик; но тот (нечего бы к ночи и вспоминать о нем) такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили по голове. Я нарочно и не помещал их сюда. Еще напугаешь добрых людей так, что пасичника, прости господи, как черта, все станут бояться. Пусть лучше, как доживу, если даст бог, до нового году и выпущу другую книжку, тогда можно будет постращать выходцами с того света и дивами, какие творились в старину в православной стороне нашей. Меж ними, статься может, найдете побасенки самого пасичника, какие рассказывал он своим внукам. Лишь бы слушали да читали, а у меня, пожалуй, – лень только проклятая рыться, – наберется и на десять таких книжек.

Это первая и, пожалуй, самая известная книга Гоголя. Состоит из 8 рассказов, собранных в два тома. Первый был опубликован в 1831 году, второй – в 1832. Эти истории, формирующие сюжет, собирает и записывает гостеприимный пасечник Рудый Панько, устраивающий лучшие посиделки на хуторе, чтобы «повеселить и напугать народ». В данной работе вы узнаете только основные события из книги, так как перед вами очень краткое содержание для читательского дневника. Приятного чтения!

(512 слов) Начинается все с «Сорочинской ярмарки», где все в страхе ждут красную свитку. Рассказывают, что однажды черт промотал в шинке все свое достояние и заложил красную свитку свою, обещая вернуться за ней. Но жадный шинкарь сбыл с рук чертову свитку, и с тех пор переходит она из рук в руки и счастья никому не приносит. А черт каждый год рыщет на ярмарке.

Следующая история происходит «Вечером накануне Ивана Купала». Дьявол в людском обличье Басаврюк помогает работнику Петрусю достать деньги на свадьбу. Для этого парубок находит цветок папоротника и убивает маленького брата своей возлюбленной Ивася, а затем забывает все, что сделал. Вспомнив, герой убивает ведьму, помогавшую Басаврюку, а сам оборачивается горсткой пепла.

Ещё одна история любви с вмешательством нечистой силы, только на этот раз – добрая, называется «Майская ночь, или Утопленница». В ней молодой казак Левко влюблен в прелестницу Ганну, но его отец сам намеревается свататься к ней. С помощью панночки-утопленницы, которой Левко помогает найти её злую мачеху, он достает записку для отца от поручика, запрещающую тому жениться.

Следующий рассказ о «Пропавшей грамоте», где старик поехал с грамотой к царице. Чтобы не потерять, он зашивает грамоту в шапке, но её ворует черт. В поисках черта дед оказывается в чаще возле костра в компании нечисти. Они предлагают ему сыграть в дурня на украденную бесом вещь. Путник выигрывает, получает шапку, и, набравшись наглости, требует у игроков своего коня. Скакуна ему подсовывают дьявольского, дед не справился с управлением, поранился и пришел в себя на крыше своей хаты.

Второй том начинается с рассказа «Ночь перед Рождеством». Своенравная прелестница Оксана говорит, что выйдет за кузнеца Вакулу, только если тот принесет ей черевички самой царицы. Оседлав черта, в рождественскую ночь, мужчина летит в Петербург и получает от Екатерины Второй черевички. А Оксана, думая, что Вакула сгинул, влюбляется в него без всякой обуви.

В истории о «Страшной мести» повествуется о молодых супругах Даниле и Катерине. Однажды Данило выясняет, отец жены – колдун, который живет в страшном замке. В борьбе с ляхами молодой супруг погибает. А Катерине все снятся страшные сны с волшебником. Как-то раз он сам является к ней, женщина бросается на родителя с ножом и тот убивает её. Тогда на вершинах Карпат появляется исполинский наездник с младенцем на руках, который низвергает колдуна в пропасть.

Рассказ об Иване Фёдоровиче Шпоньке и его тетушке рассказчик-пасечник записал в тетрадку, но жена его некоторые листы растаскала. Нам известно только то, что Иван Фёдорович с детства был робким и прилежным. Хозяйством его после смерти матушки стала заниматься тетушка. Однажды он знакомится с соседом Строченко. А его тетушка вспоминает, что имение соседское было подарено Шпонькам предыдущим владельцем. Иван Федорович отправляется к Строченко за дарственной, но возвращается ни с чем. Тогда его тетушка придумывает замысел, как бы вернуть имение, но об этом читателю знать не суждено.

Завершает серию рассказов история о «Заколдованном месте». Она приключилась с самим Рудым Панько в далеком детстве. Дед его во время пляски останавливался все время на одном месте. После, подойдя к нему, дед очутился в поле, где нашел могилку с кладом. Выкопал его, и тут же появились черти, не давая старику забрать котел с богатством. Насилу убежал дед, а в котле оказался лишь мусор.

Все истории, поведанные нам добрым пасечником, объединены тематикой быта Малороссийской глубинки и характерным для нее фольклором.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Крамаренко Александр

Материал содержит историю создания произведения и презентацию.

Скачать:

Предварительный просмотр:

История создания повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки» (слайд 1)

1. Как известно, детские годы Гоголь провел рядом с селом Диканька. (слайд 2) Это место уникально, многие считают его мистическим. Украина всегда отличалась своим особым колоритом.

2. У Гоголя возникла смелая идея – написать цикл повестей на украинскую тематику (слайд 3) . Писатель начал работать над ним в 1829 году, а в 1831 году вышла первая книга «Вечеров…», а через год – вторая. Получился удивительный сборник повестей о прекрасном местечке Украины.

1. В него вошли 8 произведений, (слайд 4) которые делятся на 2 книги. В первую вошли Сорочинская ярмарка , Вечер накануне Ивана Купала , Майская ночь или Утопленница , и Пропавшая грамота .

Во вторую – Страшная месть, Иван Федорович и его тетушка, Заколдованное место и Ночь перед Рождеством.

2. Известно, что писатель использовал для создания своей первой книги не только украинские исторические предания, (слайд5) которые ему помогали собирать его родные и друзья, но и другие источники.

1. « Вечера на хуторе близ Диканьки» были встречены положительными оценками критиков. Они отмечали пестроту, яркость, удивительный юмор, национальный колорит и народные предания. (слайд 6) А.С.Пушкин писал: «Сейчас прочёл Вечера близ Диканьки. Они изумили меня. Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!..»

2. Действие произведений свободно (слайд 7) переносится из 19 века в 17, а затем в 18, и вновь в 17, и опять возвращает нас в 19.

Гоголь передал в своих повестях неподдельную веселость, простату и правдивость.

Юмор Гоголя (слайд 8) заставляет нас смеяться, ведь юмор - это изображение героев в смешном виде, смех веселый, доброжелательный. Даже злые силы изображены не страшными, а забавными. Особенно это можно наблюдать в повести «Ночь перед Рождеством».

1. В данной повести Гоголь (слайд 9) как нельзя точно описать быт, наряды, украинский фольклор того времени. Писателя вдохновили народные поверья, (слайд 10) связанные с этим праздником, ведь именно в ночь под Рождество происходят самые разнообразные чудеса.

Предварительный просмотр:

Чтобы пользоваться предварительным просмотром презентаций создайте себе аккаунт (учетную запись) Google и войдите в него: https://accounts.google.com


Подписи к слайдам:

История создания «Вечеров на хуторе близ Диканьки»

Украина – удивительное, неповторимое, мистическое место. Овеянное различными поверьями и преданиями.

Писатель начал работать над циклом повестей в 1829г., а в 1831г. вышла первая книга « Вечеров на хуторе близ Диканьки», а через год – вторая. Получился удивительный сборник повестей.

Первая книга: 1 .Сорочинская ярмарка 2 .Вечер накануне Ивана Купала 3 .Майская ночь или Утопленница 4 .Пропавшая грамота Вторая книга: 1 .Страшная месть 2 .Иван Федорович и его тетушка 3 .Заколдован-ное место 4 .Ночь перед Рождеством

Гоголь и родные. Гоголь в кругу друзей Друзья и родные помогали писателю собирать исторические предания.

« Сейчас прочитал Вечера близ Диканьки. Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!...» А.С.Пушкин

XIX XVII XVIII XVII XIX

Юмор Гоголя Юмор – это изображение Героев в смеш - ном виде,смех веселей, Доброжелатель - ный.

«Ночь перед Рождеством»