Ремонт Дизайн Мебель

Кто написал моби дик белый кит. «Моби Дик, или Белый Кит» Герман Мелвилл

ВВЕДЕНИЕ

История создания романа о Белом ките

Центральные образы романа

Философский пласт романа

Киты в романе

Символическое значение образа Моби Дика

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА

ВВЕДЕНИЕ

Недолгая история американской литературы полна трагедий. Примеров тому множество. В нищете и небрежении умер забытый соотечественниками «спаситель Америки» Томас Пейн. Сорока лет от роду ушел из жизни под улюлюканье литературных ханжей Эдгар По. В таком же возрасте умер сломленный жизнью Джек Лондон. Спился Скотт Фитцджеральд. Застрелился Хемингуэй. Несть им числа, затравленным, замученным, доведенным до отчаяния, до белой горячки, до самоубийства.

Одна из самых жестоких писательских трагедий трагедия непризнания и забвения. Такова была участь и крупнейшего американского романиста XIX века Германа Мелвилла. Современники не поняли и не оценили лучших его произведений. Даже смерть его не привлекла внимания. Единственная газета, известившая своих читателей о смерти Мелвилла, переврала его фамилию. В памяти века, если таковая существует, он остался как безвестный моряк, побывавший в плену у каннибалов и написавший об этом занимательную повестушку.

Однако история литературы состоит не из одних только трагедий. Если человеческая и писательская участь Мелвилла была горькой и печальной, то судьба его романов и повестей оказалась неожиданно счастливой. В двадцатые годы нашего столетия американские историки литературы, критики, а за ними и читатели «открыли» Мелвилла заново. Были переизданы произведения, печатавшиеся при жизни писателя. Увидели свет рассказы и стихи, отвергнутые в свое время издателями. Вышли первые собрания сочинений. По книгам Мелвилла были поставлены кинофильмы. Его образами стали вдохновляться живописцы и графики. Появились первые статьи и монографии о забытом авторе. Мелвилл признан классиком литературы, а его роман «Моби Дик, или Белый Кит» - величайшим американским романом XIX века.

В современном отношении американской критики к Мелвиллу имеется оттенок «бума», с помощью которого она словно пытается возместить полувековое пренебрежение к творчеству выдающегося прозаика. Но это не меняет дела. Мелвилл действительно крупный писатель, а «Моби Дик» замечательное явление в истории американской литературы прошлого столетия.

1. История создания романа о Белом ките

Мелвилл впервые взялся за перо в 1845 году. Ему было двадцать шесть лет. К тридцати годам он уже стал автором шести больших книг. В его предшествующей жизни ничто, казалось, не предвещало этого взрыва творческой активности. Не было «юношеских опытов», литературных мечтаний или хотя бы читательского увлечения литературой. Может быть, оттого, что юность его была трудной и душевная энергии истощалась постоянными заботами о хлебе насущном.

Его первая книга «Тайпи», основанная на «каннибальском эпизоде», имела шумный успех. Благосклонно была принята и вторая («Ому»). Мелвилл сделался известен в литературных кругах. Журналы заказывали ему статьи. Американские издатели, отклонившие первые книги писателя («Тайпи» и «Ому» были изданы первоначально в Англии), просили у него новые произведения. Мелвилл работал не покладая рук. Одна за другой выходили его книги: «Марди» (1849), «Редберн» (1849), «Белый бушлат» (1850), «Моби Дик, или Белый Кит» (1851), «Пьер» (1852), «Израиль Поттер» (1855), «Шарлатан» (1857), повести, рассказы.

Однако творческий путь Мелвилла не был восхождением по лестнице успеха. Скорее, он напоминал бесконечный спуск. Энтузиазм критиков по поводу «Тайпи» и «Ому» сменился разочарованием, когда вышел в свет роман «Марди». «Редберн» и «Белый бушлат» вызвали более теплый прием, но не восторженный. «Моби Дика» не поняли и не приняли. «Странная книга!» - таков был единодушный приговор рецевзентов. Разобраться в «странностях» они не сумели и не пожелали. Единственный человек, который, кажется, понял и оценил этот роман, был Натаниель Готорн. Но одинокий голос его не был услышан и подхвачен.

В пятидесятые годы интерес к творчеству Мелвилла продолжал падать. К началу гражданской войны писатель был окончательно забыт.

Обремененный семьей и долгами, Мелвилл не мог более существовать на литературный заработок. Он бросил писать и поступил в нью-йоркскую таможню чиновником по досмотру грузов. За последние тридцать лет своей жизни он написал всего одну новеллу, три поэмы и несколько десятков стихотворений, не увидевших света при жизни автора.

Мелвилл начал писать роман «Моби Дик» в феврале 1850 года в Нью-Йорке. Затем он переезжает на ферму осенью 1850 года, но всё это время работает над романом. В августе 1850 года роман был готов более чем наполовину. В конце июля 1851 года Мелвилл счёл рукопись законченной. Он завершил роман по необходимости (время, силы, деньги, терпение).

Первоначально это был приключенческий роман о китобоях, который Мелвилл завершил осенью 1850 года. Но потом Мелвилл поменял концепцию романа и переработал его. Но часть романа осталась не переделанной, отсюда - ряд несообразностей в повествовании: одни персонажи, играющие важную роль в начальных главах, затем исчезают (Балкингтон) или утрачивают свой первоначальный характер (Измаил), другие, напротив, разрастаются и занимают центральное место в повествовании (Ахав). Хоуард Леон пишет, что Мелвилл уже в процессе работы обнаружил, что материал книги требует иных композиционных принципов. «Новый Ахав перерос первоначально задуманный конфликт (Ахав - Старбек) и потребовал более достойного противника. Этим противником Мелвилл должен был сделать кита, который первоначально фигурировал как своего рода реквизит, предмет полемики между Ахавом и Старбеком. Измаил уступил место «всезнающему» автору. Поменялся язык и стиль». Но Хоуард считает, что изменения шли не постепенно. Он видит резкий водораздел между XXXI и XXXII главами романа. После XXXI главы устанавливается новый драматический конфликт, в котором важную (теперь уже не механическую) роль играет кит. Кит становится той силой, которая управляет внутренней борьбой в сознании Ахава. Развитие действия после XXXI главы подчиняется иной художественной логике, чем действие предыдущих глав.

Многие исследователи говорят о связи Мелвилла с Шекспиром. В это время Мелвилл читал Шекспира. Олсон рассматривает структуру романа как трагедию: первые 22 главы - это «рассказ хора» о подготовке к плаванию, XXIII глава - интерлюдия; XXIV глава - начало первого акта, его конец - XXXVI глава; затем вторая интерлюдия (глава «О белизне кита») и т.д.

В романе имеется целый ряд глав, которые невозможно определить иначе, как монологи (XXXVII, XXXVIII, XXXIX - «Закат», «Сумерки», «Ночная вахта»). Даются ремарки. Первая сценическая ремарка появляется в главе XXXVI и гласит: «Входит Ахав; потом остальные». Это поворотный пункт в развитии повествования. Ахав сообщает всему экипажу свою цель. После сцены на шканцах идут серии монологических размышлений, сжатых и насыщенных. Затем глава «Полночь на баке», полностью выдержанная в духе драматической сцены. Драматическая напряженность этой сцены, выраженная в энергичном действии, в выкриках матросов, распалённых вином, песней, пляской и назревающей дракой, не кажется неожиданной. Она гармонизирует с напряженностью мысли и эмоции в предшествующих монологах Ахава, Старбека, Стабба. Читатель ждёт, когда раскроется отношение команды к новой цели, провозглашенной Ахавом. И в последней фразе монолога Пипа вдруг раскрывается перед нами глубокий психологический подтекст всей сцены. «О, большой белый бог где-то там в тёмной вышине, - восклицает Пип, - смилуйся над маленьким чёрным мальчиком здесь внизу, спаси его от всех этих людей, у которых не хватает духу бояться!». В свете этой реплики вся предшествующая ей сцена предстаёт как отчаянная попытка матросов заглушить владеющий ими ужас перед делом, выполнить которое они согласились. Исследователи нередко сравнивают повествовательную манеру Мелвилла с поверхностью океана. Повествование движется «волнами». Своеобразная структура и ритмика речи («почти что белый стих» Матиссен) в «Моби Дике» не были бессознательны. И восходят они не целиком к Шекспиру. Мелвилла увлекало шекспировское умение раскрывать важнейшие проблемы общественного бытия человека через внутреннюю борьбу в человеческом сознании. Из сверхчеловека, стоящего над человечеством, Ахав должен был превратиться в человека, стоящего вне человечества. Он должен был утратить активность и стать героем, не столько идущим к своей цели, сколько влекомым к ней. Впервые Ахав должен был подумать о членах своего экипажа как человек о людях и обнаружить такие чувства, как симпатия, жалость, доверие. Ахав учиться у негритёнка Пипа (cf.: шут и король в «Короле Лире»). Мелвилл заставляет своего героя совершать действия, свидетельствующие о психологическом и нравственном переломе: Ахав обращается к Богу с просьбой благословить капитана «Рахили», он говорит со Старбеком о его семье и т.д. Ахав обретает человечность. Но слишком поздно.

Пекод - это одно из индейских племён. Мелвилл относился к «китобойной» стороне своего романа с необыкновенной серьёзностью. Имя Моби Дик пришло из американского матросского фольклора - это легендарный белый кит Моха Дик. Гибель «Пекода» происходит при обстоятельствах, весьма похожих на рассказы о гибели китобойца «Эссекс» в 1820 году. «Эссекс» потопил огромный спермацетовый кит. Капитан корабля и часть команды спаслись. Охота на китов в «Моби Дике» - это целый мир, который не ограничен корабельной палубой. Особое и бесконечно важное место в нём занимает кит. Можно без преувеличения сказать, что этот мир «держится на китах». Возможно, что идея сделать кита универсальным символом сил, подчиняющих себе судьбы человечества, возникла у Мелвилла на почве размышлений о той «зависимости от кита», в которой жили десятки тысяч американцев, занятых в китобойном промысле. Кит был кормильцем и поильцем, источником света и тепла, заклятым врагом и погубителем. «Китологические» разделы книги содержат богатую, научно обоснованную информацию о китах, необходимую для понимания сложности и специфики китобойного промысла. Но сквозь эти описания прорывается юмор и ирония. Встречаются цитаты из Лукиана, Рабле, Мильтона. «Китология» перерастает промысловые и биологические границы. Образ кита перерастает свои естественные пределы. Он становится неопределённым, но вполне чётким символом сил, терзающих мозг и сердце человечества. Киты классифицируются по системе классификации книг - продуктов человеческого духа - in folio, in quarto, in octavo. Автор пускается в рассуждения о месте кита в мироздании. Всё сильнее разрастается образ кита в его эмблематическом и символическом аспектах. Моби Дик - многосложный символ, воплощение ужаса, сама трагическая судьба человечества. Вся «китология» ведёт к белому киту, который плавает в водах философии, социологии и политики. Мелвилл при описании вещи переходит от одного пласта описания к другому.

2. Центральные образы романа

С самого начала в романе возникает специфическая атмосфера морской жизни. Морской жизнью в романе начинают жить религия, церковь, священное писание (сходство часовни с кораблём). «Воистину, мир - это корабль, взявший курс в неведомые воды открытого океана…» - это важнейший символ романа. Корабль «Пекод» с его интернациональной командой - это символ мира и человечества. Книга Ионы в устах проповедника начинает звучать как американская матросская легенда. (Матросов корабля зовут Джек, Джо, Гарри).

Опираясь на верования, мифы, поэтические легенды - от религии древних персов и предания о Нарциссе до «Старого моряка» Кольриджа и фантастических историй, авторами которых были нантакетские и нью-бедфордские матросы - Мелвилл создаёт огромный, сложный, неуловимо притягательный, построенный на сплетении символов образ океана. Океан в «Моби Дике» - это живое, загадочное существо, он бьётся приливами и отливами, «точно огромное сердце земли». Океан - это особый, непознанный мир, скрывающий от человека свои тайны. Образ океана становится у Мелвилла сложным гносеологическим символом, соединяющим в себе вселенную, общество и человека.

Общественная жизнь представлена в «Моби Дике» в непривычной и усложненной форме. Мелвилл возвращается к свободе воли. Он видит первопричину связанности человеческой воли в экономических основах буржуазной демократии. Например, когда Измаил страхует Квикега, который работает на теле кита. Все рассуждения о свободе в этом эпизоде заканчиваются фразой: «Если разорился твой банкир - ты банкрот».

«Пекод» - это символическое воплощение интернациональной Америки. Судьба «Пекода» в руках трёх новоанглийских квакеров - капитана Ахава, его первого помощника Старбека и владельца корабля Вилдада. Первым появляется Вилдад. Это крепкий старик, который читает Библию. Он её цитирует, но при этом страшно скуп. «Религия - это одно, а наш реальный мир - совсем другое. Реальный мир платит дивиденды». Вилдад, стяжатель и скупец - это вчерашний день Новой Англии. В нём нет энергии и силы. Он остаётся на берегу.

Вторым появляется Старбек. Это опытный и искусный китобой. Его религиозность человечна. Он тоже квакер. Старбек - это сегодняшний день Новой Англии. Он честен, отважен и достаточно осторожен. Для него многое значат интересы команды и судовладельца. Но он недостаточно инициативен, чтобы уйти из-под власти вчерашнего дня, в нём мало силы, чтобы устоять перед натиском завтрашнего.

Ахав тоже из квакеров. Он таинственен и непостижим, как всякое будущее. Он идёт к своей цели, не смущая себя и других христианскими заповедями. Нет таких препятствий, через которые он не мог бы перешагнуть. В своём чудовищном эгоцентризме Ахав не видит человека в человеке, ибо человек для него инструмент. В нём нет ни страха, ни жалости, ни чувства симпатии. Он дерзок, предприимчив и отважен. Ахав - это будущее Америки. Он соединяет в одном образе высокое благородство помыслов и тираническое бессердечие действий, возвышенную субъективную цель и бесчеловечную жестокость её объективного осуществления. Ахав - это трагический и одновременно символический образ безумствующего титана, который поднялся, дабы уничтожить мировое Зло, видевшееся ему в облике Белого Кита, и погубил всех находившихся под его началом людей, так и не достигнув своей цели. Слепая, неразумная, фантастическая борьба против Зла сама по себе есть Зло и только к Злу может привести. Ахав - сильный дух, одержимый благородной, но гибельной целью, слепой и глухой ко всему на свете фанатик, восставший против мирового Зла и готовый мстить ему любой ценой, даже ценой собственной жизни. И если «Пекод» - это Америка, то Ахав - фанатический, хотя и благородный дух, влекущий её к гибели. Символика финальной сцены романа прозрачна. Звёздно-полосатый флаг погружается в пучину.

Ещё один персонаж - это Квикег. Он патетически прост и неумолимо последователен в своих принципах. Он человек «честного сердца», который «никогда не раболепствовал, ни у кого не одолжался». «Мы, каннибалы, призваны помогать христианам». Вполне возможно, что в соответствии с первоначальным замыслом, от которого Мелвилл отказался, Квикегу была отведена роль идеала, который контрастно оттенил бы пороки американцев, окружающих его. Но Мелвилл почувствовал, что образ полинезийского каннибала, даже если он «каннибальский Вашингтон», слишком слаб, чтобы стать антитезой всеобъемлющему социальному злу. Единственное, что можно было сделать с этим образом, - подчинить его развёртыванию идеи братского равенства людей различных рас как истинного залога духовной свободы и прогресса. Мелвилл создал союз: Измаил - Квикег. Но в этом союзе не было универсальности, необходимой для противостояния универсальному Злу. И тогда Мелвилл заставил Квикега отступить назад и занять место рядом с Тэштиго и Дэгу, окружив их разноязычной и разноплеменной командой, в которой представлены не только все расы, но и все нации.

3. Философский пласт романа

«Моби Дик» - это философский роман. Материалом для философских размышлений и выводов в «Моби Дике» служат факты, события, повороты сюжета, характеры, принадлежащие морской, китобойной и социальной сферам романа. Философия прорастает сквозь все элементы повествования, скрепляя их между собой и придавая им необходимое единство. Мелвилла занимают гносеология и этика. Много язвительных отступлений по поводу философских школ. К примеру, история про бортника, который свалился в дупло вниз головой, имеет в качестве «морали» рассуждение о Платоне («А сколько народу завязло вот таким же образом в медовых сотах Платона и обрело в них свою сладкую смерть»). Или другой пример: головы китов вызывают ассоциацию, смысл которой в бесполезности сенсуализма (Локк) и кантианства. «Эх, глупцы, глупцы, да вышвырните вы за борт это двуглавое бремя (Канта и Локка), то-то легко и просто вам будет плыть своим курсом».

Но Мелвилла больше интересует не критика философских течений, а оригинальное философское осмысление мира, человеческой деятельности и познания мира человеком. Исходной точкой его философских размышлений была вечная тревога за судьбу Америки, страх перед возможной национальной трагедией. Существовало несколько идей Бога в американском романтизме: Бог американских пуритан; «Абсолютный Дух» немецкой идеалистической философии; трансцендентальное божество в человеке; расплывчатое пантеистическое признание Бога «вообще» в форме разумных законов вселенной. Все эти типы «божественной силы» присутствуют в романе «Моби Дик» и исследуются. Чаще всего установление «истины» осуществляется через соотнесение взглядов Измаила и капитана Ахава, ибо их отношение к миру раскрывается в непрерывной полемике. В результате отвергаются все упомянутые типы «божественной силы» в качестве определяющего элемента в жизни вселенной и человека.

Кальвинистской версии Бога Мелвилл уделяет сравнительно немного внимания, как слишком нелогичной и неоправданной. Грозный Бог американских пуритан фигурирует преимущественно во вставном эпизоде («Рассказ о «Таун-хо»»). В нём нет любви и милосердия. Это Бог бесчеловечный, Бог-тиран, Бог-варвар. Он Бог наказующий и жестокий. В «Моби Дике» неоднократно встречаются персонажи, которые по воле автора руководствуются волеизъявлением пуританского Бога. В некоторых случаях это подчинение человека Богу является чистым лицемерием (сцена, где Вилдад нанимает матросов), в других - чистым безумием (история «Иеровоама»).

Мелвилл ставил вопрос: есть ли в природе («вселенной») некая высшая сила (или даже две противоположно направленные силы - положительная и отрицательная), которая ответственна за деятельность человека и жизнь человеческого общества. Ответ на этот вопрос подразумевал предварительное познание природы. С этим связана и многозначность символов в романе. Создавая символы, Мелвилл шёл от эмблематического истолкования природы в духе трансценденталистов. Значение символов определялись типом познающего сознания. Система образов «Моби Дика» даёт нам достаточно отчетливое представление об основных типах познающего сознания. Подавляющее большинство действующих лиц романа олицетворяет индифферентное сознание, которое только регистрирует внешние впечатления и либо вовсе не осмысливает их, либо принимает осмысление, выработанное чужим сознанием. К таким персонажам относятся Фласк и Стабб.

Капитан Ахав самый значительный и философски сложный образ в романе. Его видят как мономаньяка, человека, который противопоставляет свою личную волю и сознание судьбе. Он воплощение падшего ангела или полубога: Люцифера, Дьявола, Сатаны. Это и бунтующее Id в смертельном конфликте с подавляющим культурным Super-Ego (Кит). Старбек - это рациональное реалистическое Ego.

Тип познающего сознания, воплощенный в Ахаве, раскрывается в конфликте между Ахавом и Белым Китом. Кит многозначен только для читателя, которому сообщено отношение к нему со стороны Старбека, Стабба, Фласка, Измаила, Ахава, Пипа и т.д. И значение этого символа противопоставляется друг другу, как противопоставлены друг другу представления этих персонажей. Ахав воспринимает Белого Кита как «источник всех своих душевных мук; бредовое воплощение всякого зла; тёмная неуловимая сила». «Всё Зло в представлении безумного Ахава стало видимым и доступным для мести в облике Моби Дика». Речь должна идти о том, какой смысл вкладывает в Кита Ахав. Сам по себе Моби Дик для Ахава неясен: «Белый Кит для меня - это стена, воздвигнутая прямо передо мною. Иной раз мне думается, что по ту сторону ничего нет. Но это неважно. С меня довольно его самого…». Ахаву безразлично, что представляет собой Моби Дик на самом деле. Ему важны лишь те черты, которыми он сам наделяет Белого Кита. Это он превращает Кита в воплощение Зла, в средоточие ненавистных ему сил. У Ахава - субъектно-проецирующий тип сознания. Он проецирует свои представления на предметы внешнего мира. Трагичность заключается в том, что для него единственным средством уничтожения Зла оказывается самоуничтожение. Мелвилл критикует в Ахаве кантианскую формулу: замкнутое на самом себе сознание оказывается обреченным на самоуничтожение и «идеи», которые Ахав проецирует на «явления», не априорны, но восходят к социальной действительности. В противовес Канту, Мелвилл видит в человеческом разуме, опирающемся на чувственный опыт, единственное орудие познание, не связанное к тому же априорными идеями. Разум, у Мелвилла, способен познавать объективную истину: «Если вы не признаёте Кита (олицетворение мощи человеческой мысли - Р.Щ.), вы останетесь в вопросах истины сентиментальными провинциалами». Мелвилл отдаёт предпочтение знанию перед верой, поэтому он не пожалел кантианца Старбека, который говорит: «Пусть вера вытеснит истину, пусть вымысел вытеснит память; я гляжу в самую глубину, и я верую».

Измаил воплощает шеллингианское «интеллектуальное созерцание». Пусть Мелвилла к Измаилу был долгим и сложным. Измаил - это особый тип сознания, способный к неаффектированному восприятию мира, избавленный от «мешающих факторов» и вооружённый для глубокого проникновения в действительность. В замысле Мелвилла очень важно, что у Измаила нет никаких целей в жизни, кроме познания. Отсюда у него байроническое разочарование и «непривязанность» к жизни. Измаил - простой матрос, но он образованный человек, бывший учитель. «На земле не осталось ничего, что могло бы занимать его». У Измаила склонность к созерцанию и способность к абстрактному мышлению. Измаилу доверены все ключевые позиции в романе: угол зрения, направление обобщений, манера и тон повествования. Измаил пытается отыскать высшую нравственную силу, разрешить великую загадку жизни.

4. Киты в романе

роман моби дик морской

Современному читателю может показаться странным, что Мелвилл, замысливший создать эпическую картину жизни Америки середины XIX века, построил свой роман как историю китобойного рейса.

В наши дни китобойные флотилии, которые уходят в плавание, провожают с оркестром и встречают цветами. Их мало. Их названия известны всей стране. Профессия китобоя считается экзотической.

Сто лет назад китобойный промысел занимал в жизни Америки столь важное место, что именно в нем писатель увидел материал, пригодный для постановки важнейших проблем национальной действительности. Достаточно познакомиться с двумя-тремя цифрами, чтобы удостовериться в этом.

В 1846 году мировой китобойный флот насчитывал около девятисот судов. Из них семьсот тридцать пять принадлежали американцам. Добыванием китового жира и спермацета в Америке занималось около ста тысяч человек. Капиталовложения в китобойный промысел исчислялись не десятками, а сотнями миллионов долларов.

Ко времени написания «Моби Дика» охота па китов утратила уже черты промысловой патриархальности и перешла к методам промышленного капитализма. Корабли превратились в фабрики с потогонной системой труда. Если оставить в стороне чисто мореплавательскую специфику китобойного дела, то в нем было не больше экзотики, чем в чугунолитейной, угледобывающей, текстильной или любой другой отрасли американской индустрии.

Америка жила в «зависимости от кита». Нефть не была еще найдена на Американском континенте. Вечера и ночи американцев проходили при свете спермацетовых свечей. Смазка для машин изготовлялась из китового жира. Переработанный жир шел в пищу, поскольку американцы не стали еще нацией скотоводов. Даже шкура кита шла в дело, не говоря о китовом усе и серой амбре.

Критик, сказавший, что «Моби Дик» мог быть написан «только американцем, причем американцем мелвилловского поколения», был безусловно прав. «Моби Дик» - американский роман не вопреки китам, а, скорее, благодаря им.

Общепризнано, что, как роман, рисующий картины китобойного промысла, «Моби Дик» уникален. Он поражает тщательностью изображения добычи китов, разделки китовых туш, производства и консервации горючих и смазочных веществ. Десятки страниц этой книги посвящены организации, структуре китобойного промысла, производственным процессам, протекающим на палубе китобойца, описанию инструментов и орудий производства, специфическому разделению обязанностей, производственным и бытовым условиям жизни моряков.

Тем не менее «Моби Дик» - не производственный роман. Различные стороны жизни и труда китобоев, показанные Мелвиллом, имеют, разумеется, самостоятельный интерес, но прежде всего они образуют круг обстоятельств, в которых живут, мыслят и действуют герои. Более того, автор без устали находит поводы для размышлений над общественными, нравственными, философскими проблемами, уже но имеющими отношения к промыслу.

В этом «китобойном» мире огромную роль играют киты. И потому «Моби Дик» - роман о китах в такой же степени, если не в большей, как и роман о китобоях. Читатель найдет здесь массу сведений по «китологии»: классификацию китов, сравнительную их анатомию, информацию, касающуюся экологии китов, их историографию и даже иконографию.

Мелвилл придавал этой стороне романа особое значение. Не удовлетворяясь собственным опытом, он тщательно проштудировал научную литературу от Кювье и Дарвина до специальных работ Бийла и Скорсби. Здесь, однако, следует обратить внимание на одно чрезвычайно существенное обстоятельство. В соответствии с авторским замыслом, киты в «Моби Дике» (и в особенности сам Белый Кит) должны были играть необычную роль, далеко выходящую за рамки китобойного промысла. Готовясь к написанию «китологических» разделов, Мелвилл интересовался не только книгами по биологии и естественной истории. Можно сказать, что человеческие представления о китах занимали писателя гораздо больше, чем сами киты. В списке литературы, которую он изучил, наряду с Дарвином и Кювье встречаются романы Фенимора Купера, сочинения Томаса Брауна, записки шкиперов китобойных судов, воспоминания путешественников. Мелвилл тщательно собирал всевозможные легенды и предания о героических подвигах китобоев, о чудовищных по размерам и злобности китах, о трагической гибели многих вельботов, а иногда и судов, потонувших со всей командой в результате столкновения с китами. Не случайно само имя Моби Дика так близко напоминает имя легендарного кита (Моха Дик) - героя американских матросских преданий, а финальная сцена романа разворачивается в обстоятельствах, заимствованных из рассказов о гибели китобойца «Эссекс», потопленного огромным китом в 1820 году.

Авторы специальных исследований легко устанавливают связь целого ряда образов, ситуаций и других элементов повествования в «Моби Дике» с традициями американского морского фольклора. Особенно легко и отчетливо фольклорное воздействие прослеживается в тех частях книги, которые связаны с охотой на китов и самими китами. Облик кита в человеческом сознании, качества, которыми люди наделили китов в разные времена и при различных обстоятельствах, - все это было для Мелвилла крайне важно. Недаром он предпослал роману весьмa своеобразную подборку цитат о китах. Наряду со ссылками на знаменитых историков, биологов и путешественников, читатель найдет здесь выдержки из Библии, извлечения из Лукиана, Рабле, Шекспира, Мильтона, Готорна, из рассказов безвестных матросов, кабатчиков, спившихся шкиперов, а также из таинственных авторов, скорее всего выдуманных самим Мелвиллом.

Киты в «Моби Дике» - не только биологические организмы, обитающие в морях и океанах, но одновременно и порождение человеческого сознания. Недаром писатель классифицирует их по принципу классификации книг - in folio, in quarto, in octavo и т.д. И книги и киты предстают перед читателем как продукты человеческого духа. Мелвилловские киты живут двойной жизнью. Одна протекает в океанских глубинах, другая - в просторах человеческого сознания. Первая описана с помощью естественной истории, биологической и промышленной анатомии, наблюдений над привычками и поведением китов. Вторая проходит перед нами в окружении философских, нравственных и психологических категорий. Кит в океане материален. Его можно и должно загарпунить, убить, разделать. Кит в человеческом сознании имеет значение символа и эмблемы. И свойства его совсем другие.

Вся китология в «Моби Дике» ведет к Белому Киту, который не имеет никакого отношения к биологии или промыслу. Его естественная стихия - философия. Его вторая жизнь - жизнь в человеческом сознании - куда важнее первой, материальной.

5. Символическое значение образа Моби Дика

Моби Дик, олицетворяющий необъятный, загадочный «космос», прекрасен и одновременно ужасен. Он прекрасен потому, что он белоснежен, наделён фантастической силой, способностью к энергичному и неутомимому движению. Он ужасен по этим же причинам. Ужас белизны кита отчасти связан с ассоциациями смерти, савана, призрака. Белизна в различных связях может символизировать одновременно и Добро и Зло, то есть по природе своей безразлична. Но главное, что делает белизну ужасной для Измаила, это её бесцветность. Соединяя в себе все цвета, белизна уничтожает их. Она, «в сущности, не цвет, а видимое отсутствие всякого цвета». Белизна, олицетворяя что-то в сознании человека, сама по себе не является ничем: в ней нет ни Добра, ни Зла, ни красоты, ни уродства - в ней лишь одно чудовищное безразличие. Сила и энергия Моби Дика так же бесцельны, бессмысленны и безразличны. Это тоже ужасно. Измаил воспринимает Моби Дика как символ вселенной, следовательно во вселенной Измаила нет никакой высшей разумной или нравственной силы: она неуправляема и бесцельна; без Бога и без провиденциальных законов. Здесь нет ничего, кроме неопределённости, бессердечной пустоты и безмерности. Вселенная безразлична к человеку. Это изображение мира без смысла и без Бога.

На поставленный перед собою вопрос: «Есть ли в природе («вселенной») некая высшая сила, которая ответственна за деятельность человека и жизнь человеческого общества?», - Мелвилл ответил отрицательно. Его природа не имеет нравственности. В его вселенной нет ни абсолютного духа, ни пуританского Бога, ни трансценденталистского Бога в человеке. Идя путями идеалистической философии, Мелвилл перешагнул стихийно через её границы.

Мелвилл принадлежал к последнему поколению американских романтиков. Он создавал свой роман в тот момент истории, когда, как ему представлялось, социальное Зло активизировало и концентрировало свои силы. Свою задачу он видел в том, чтобы соединить элементы этого Зла воедино. Разбросанные по всему роману, они сливаются в сознании Ахава, вызывая в нём яростный протест. При этом понятие Зла неизбежно оказывается абстрактным, не имеющим чётких очертаний. Чтобы Ахав мог выдержать такой груз, Мелвилл сделал его титаном; чтобы он дерзнул взбунтоваться против всего Зла, Мелвилл сделал его безумцем.

Мелвилл не принимал эмерсоновской идеи «доверия к себе». Объективно эта идея способствовала укреплению буржуазного индивидуализма и эгоцентризма. Мелвилл ощущал скрытую социальную опасность в этой идее. С его точки зрения преувеличенное «доверие к себе» играло роль катализатора, который активизирует и многократно усиливает элементы общественного Зла в человеческом сознании. Безумие Ахава - это эмерсоновская нравственная идея, доведенная до уровня солипсизма. Ахав - образ человека, идущего к своей цели. Эта цель чужда всему населению государства, именуемого «Пекод». Но Ахаву нет до этого дела. Для него мир не существует отдельно от его самодовлеющего Ego. Во вселенной Ахава существует только его задача и его воля.

Наиболее весомая и отчётливо выраженная часть общественного Зла связана с особенностями социального развития Америки на рубеже 1840-х - 1850-х годов. Здесь в сконцентрированном виде представлен соединённый протест американской романтической мысли против буржуазно-капиталистического прогресса в его национальных американских формах.

В романе «Моби Дик» гносеология и онтология не совпадают. Онтология мира даётся в её непознаваемости. Это раскрывается через символику, через изображение природы. Главный образ произведения - это Белый Кит. Познание и мир преодолеваются смертью человека. В основе сюжета - эсхатологические мифы. Эсхатологизм опирается на чувство личности, на самосознание личности. Само экзистенциональное сознание отталкивается от проблемы: «Есть Бог - нет Бога, один ли человек в мире?». Проблема Бога именно в своей проблемности, непрояснённости. Это представлено в ряде персонажей, в ряде типов. Каждый персонаж отражает особый тип отношения. Стабб - это игнорирование Зла через иронию. У него игнорирование чуждого, враждебного. К примеру, Стабб смеётся, даже когда кит плывёт на корабль. Следующий персонаж - Старбек. У него границы человеческого мира очерчиваются религией. Сознание Старбека выше сознания Стабба, который ест вместе с акулами. В этом проявляется эпикурейство Стабба. Особо среди персонажей романа выделяется Федала, которая пророчит смерть Ахаву. В этом проявляется восточное сознание.

В романе выделяется и повествователь. Повествование в романе ведётся от двух лиц - Измаила и Ахава, которые выражают противоположную точку зрения на мир. При этом Измаила нельзя назвать личностью, так как нет его конкретизации. Это образ сознания, которое входит в действительность. Позиция Измаила не измерима. Позиции Ахава и Измаила соотнесены философски. В Ахаве представлена позиция противостояния человека и мира. Личность всегда противопоставляет себя в чём-то окружающему миру. Повествовательная позиция Измаила - это желанная позиция, но недостижимая.

Ахав, выражающий ценность мира, представлен как сверхличность. Он концентрирует в себе философские вопросы. Бунт против Моби Дика - это бунт против Бога, как непознаваемой, враждебной силы. Если Бог не добр к человеку, тогда что он есть. Враждебное отношение Бога к человеку делает его Абсолютом. Поэтому Ахав поклоняется стихии природы. Кит соотносится с языческим богом Ваалом. Ахав не христианин, он преступает границы человеческой морали (встреча с «Рахилью»). Ахав - капитан, он ведёт всё человечество. В своём бунте, отрицая высшее начало, он персонифицирует его собой. Ахав не терпит безразличия высших сил (пример: разговор с ветром). Чем сильнее личность, тем сильнее её эгоцентрические притязания, тем бессмысленнее её субъективность. В главе «Симфония» Ахав понимает, что его воля связана с необходимостью, и это меняет его самосознание. Необходимость, которую чувствует Ахав, представлена в теме судьбы.

Тема судьбы - это не только обреченность. Она опирается на библейские, религиозные образы. В именах самих героев содержится нравственное начало, которое соединяет человека с действительностью. В этом мире присутствует смысл, который есть и в душе человека. Символика пути - это корабль как страдание. Обмен крови на кровь, китов - на людей. Абсолютизировать субъективизм сознаний не следует. Форма, которая становиться условием проверки, - это смерть. Она предполагает единство человека с миром. Смерть принимают и Измаил, и Ахав. Смерть - это пуповина, связывающая человека с миром (главы «Линь», «Обезьяний поводок»). Смерть определяет особое единство. Если каждый человек примет смерть, то он примет и мир. Измаил говорит о мире чудес. Этот мир, отраженный в сознании, возникает, лишь когда человек принимает смерть. Принятие смерти даёт позицию для познания мира. Реально два текста разведены: «Моби Дик, или Белый Кит». Или - это противительный союз, который становится соединительным союзом.

В романе представлена тема одинокой человеческой души, отторгнутой от мира, брошенной в океан отчаянья. Человек ищет участия, добра и радости. Образ Измаила взят из Библии. Это странник, изгнанник, сирота мира. Программа для познания: прими Зло мира, если принял мир; прими Смерть, если принял жизнь. Финал романа - это космогония нового бытия. Новое пространство идиллично. Здесь нет кораблей, крови и смерти. Первичной и главной для познания является позиция экзистенциальной ответственности (не бунт, не безличное отторжение).

В романе есть строчка: «Мы ткали мат». Она определяет систему стихотворного построения текста. Сюжет связан с тем, что это движение к гибели. Но гибель не обессмысливает, а ориентирует на эсхатологические мифы. Из кита создаётся мир. Смерть - это переход в другое состояние. Поэтому мотив смерти является очень важным в романе. Историческое время - льстивое. Отсюда множество христианских аллюзий. Библия очень много даёт роману. У Ахава культ Солнца, Ваал связан с фигурой кита. А, согласно Библии, Ахав подчиняется культу Ваала. Идея Бога не выясняется. Проблема веры не решена в романе и не может быть решена.

Персонажи романа раскрывают разное отношение к миру. Стабб выражает смеховое сознание, Старбек - религиозное сознание. Одна позиция - Ахав, который противостоит миру, другая позиция - это Пип. Измаил находится на грани текстов. Мир Измаила - это мир не идеологических представлений. Измаил не подходит к дублону. Он присутствует, но не личностно-объективно. Он делает мир экзистенциальным опытом.

В романе постоянно происходят временные перехлёсты: сюжет движется к гибели, но во вставных новеллах просвечивает другое время - это мир после гибели. В этом проявляется диалектика Добра и Зла. Наиболее полно она раскрывается в главе «Симфония», перед погоней за Белым Китом. Ахав остаётся индивидуалистом и приходит к выводу, что борьба заложена в нём Богом. «Ты останешься, а я погибну», - говорит он Старбеку. В мире нет Бога. Суть сосредоточена в самом мире. Вселенная изначально дисгармонична. В романе показано два возможных пути человека в этом дисгармоничном мире: 1. Пип - человек-щепка. 2. Ахав - борьба с миром, построение его заново.

Мир материален. Позиция Измаила: нужно не потерять свою волю. Необходимо что-то обрести в самом мире. Но этот мир никакой. Белизна Моби Дика всецветна. Бог - это то, что оборачивается ничем (Николай Кузанский). Абсолют заведомо переходит в Ничто. Мир и душа человека равновелики. Человек не просто познаёт мир, но он познаёт и себя. Измаил отыскивает точки опоры для равновеликого диалога с миром. Океан - это нечто досозданное к Земле, это тёмная сторона. Океан - это некая глубина, это дообразное состояние, это то, что за ειδος (образом). Безобразие можно воспринимать как безобразное. Кит - это некое безобразное всё.

Очень важна символика в главе «Лоскутное одеяло». Рука Квикега лежит на одеяле, и рука призрака в детстве. Трудно развести руку и одеяло, также трудно развести кита и человека (Стабб дымит, и кит дымит, стая китов как колодники). Великая армада китов - это человеческий космос. Но, в тоже время, кит с тупой мордой. Рука давит, под рукой плохо, т.е. страдания, которые позволяют развести, что от мира, а что от живого существа. Понять можно, только включившись в страдания. Библейские реалии присутствуют наряду с другими мифологическими реалиями.

Путешествие заменяет для Измаила пулю в лоб, следовательно, плавание - это длящаяся смерть. В роман входит тема смерти, которая раскрывается в главах «Линь», «Обезьяний поводок». Если один упадёт, другой тоже упадёт. Момент моего греха редуцирован. Инициация, которая решается философски. В главе «Салотопка» показано, что мир - это всё суета, мир - это скорбь. Появляется тема Экклезиаста (суеты сует). Что даёт растянувшаяся смерть? В главах «Планктон» и «Великая армада» показано внешнее и внутренне пространство. В главе «Серая амбра» амбра - это аналог покоя, островка счастья.

Любое имя, встречающееся в романе, не случайно. Так, упоминается имя Данта. Роман строится по дантовской модели. В сюжете девять встреч с кораблями, которые сопоставимы с девятью кругами Ада у Данте. Дантовская иерархия сохраняется на всём протяжении романа.

Один из смыслов, заложенных в названии корабля «Пекод» - это от английского прилагательного peccable - греховный. Корабли, которые встречаются с «Пекодом», оттеняют миссию самого корабля. Присутствует и ироничность: последний встретившийся корабль называется «Восторг».

Для Измаила свобода - это не отказ от мира. Свобода, которую даёт смерть, - это вхождение в мир. Измаила нет, так как он вошёл в мир. Это единство человека с миром. Таким образом, в романе «Моби Дик» Мелвилл показал своеобразное плавание по миру Добра и Зла.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Размышляя над неблагополучием социальной жизни своей родины, Мелвилл, подобно многим американским романтикам, пытался выявить силы, ее направляющие. Это вело его с неизбежностью к проблемам философского характера. «Моби Дик» тем самым превращался в философский роман. Подавляющее большинство современников Мелвилла полагало, что силы, руководящие человеческой жизнью, равно как и жизнью народов и государств, лежат за пределами человека и общества. Они мыслили в рамках господствующих направлений современной религии и философии и потому придавали этим силам универсальный, вселенский характер. В ходу были термины пуританской теологии и немецкой идеалистической философии, и все сводилось, в сущности, к различным вариантам «божественной силы». То мог быть традиционный грозный бог новоанглийских пуритан, бог в человеке американских трансценденталистов, абсолютный дух немецких романтиков и философовов или безличные «провиденциальные законы». Пессимист и скептик, Мелвилл сомневался в справедливости этих представлений. В своем романе он подверг их анализу и проверке, которой, в конечном счете, ни одно из них не выдержало. Мелвилл поставил проблему в самом общем виде: существует ли в природе некая высшая сила, ответственная за жизнь человека и человеческого общества? Ответ на этот вопрос требовал в первую очередь познания природы. А так как природа познается человеком, то немедленно вставал вопрос о доверии к сознанию и об основных типах познающего сознания. С этим связаны наиболее сложные символы в «Моби Дике» и прежде всего, конечно, сам Белый Кит.

Историки литературы до сих пор спорят относительно символического значения этого образа. Что это - просто кит, воплощение мирового Зла, или символическое обозначение вселенной? Каждое из этих толкований подходит для одних эпизодов романа, но не годится для других. Вспомним, что Мелвилла занимали не сами киты, а человеческие представления о них. В данном случае это особенно важно. Белый Кит в «Моби Дике» существует не сам по себе, а всегда в восприятии персонажей романа. Мы не знаем, в сущности, как он выглядит на самом деле. Но зато нам известно, каким он представляется Стаббу, Измаилу, Ахаву и другим.

Лишь созерцательному сознанию Измаила Мелвилл дает увидеть истину. Эта истина с точки зрения религиозной ортодоксии крамольна и ужасна. Во вселенной нет сил, направляющих жизнь человека и общества. В ней нет ни бога, пи провиденциальных законов. В ней - только неопределенность, безмерность и пустота. Ее силы нe направлены. Она безразлична к человеку. И незачем людям надеяться на высшие силы. Их судьбы в их собственных руках.

Этот вывод чрезвычайно важен. По сути дела, вся философия в «Моби Дике» призвана помочь в решении вопроса о том, как поведут себя американцы в момент грядущей катастрофы. Рассказывая трагическую историю «Пекода», Мелвилл словно предупреждал соотечественников: не ждите вмешательства свыше. Высших сил, провиденциальных законов, божественного разума не существует. Судьба Америки зависит только от вас.

ЛИТЕРАТУРА

1.История зарубежной литературы XIX века. - М., 1991.

2.Ковалёв Ю. Роман о Белом ките // Мелвилл Г. Моби Дик, или Белый кит. - М.: Худ. лит-ра, 1967. - С. 5 - 22.

.Литературная история США. Т. 1. - М., 1977.

.Писатели США. Краткие творческие биографии. - М., 1990.

Молодой американец с библейским именем Измаил, наскучив пребыванием на суше и испытывая затруднения в деньгах, принимает решение отправиться в плавание на китобойном судне. В первой половине XIX в. старейший американский китобойный порт Нантакет - уже далеко не самый крупный центр этого промысла, однако Измаил считает важным для себя наняться на судно именно в Нантакете. Остановившись по дороге туда в другом портовом городе, где не в диковинку встретить на улице дикаря, пополнившего на неведомых островах команду побывавшего там китобойца, где можно увидеть буфетную стойку, изготовленную из громадной китовой челюсти, где даже проповедник в церкви поднимается на кафедру по веревочной лестнице - Измаил слушает страстную проповедь о поглощенном Левиафаном пророке Ионе, пытавшемся избегнуть пути, назначенного ему Богом, и знакомится в гостинице с туземцем-гарпунщиком Квикегом. Они становятся закадычными друзьями и решают вместе поступить на корабль.

В Нантакете они нанимаются на китобоец «Пекод», готовящийся к выходу в трехгодичное кругосветное плавание. Здесь Измаил узнает, что капитан Ахав (Ахав в Библии - нечестивый царь Израиля, установивший культ Ваала и преследовавший пророков), под началом которого ему предстоит идти в море, в прошлом своем рейсе, единоборствуя с китом, потерял ногу и не выходит с тех пор из угрюмой меланхолии, а на корабле, по дороге домой, даже пребывал некоторое время не в своем уме. Но ни этому известию, ни другим странным событиям, заставляющим думать о какой-то тайне, связанной с «Пекодом» и его капитаном, Измаил пока ещё не придает значения. Встреченного на пристани незнакомца, пустившегося в неясные, но грозные пророчества о судьбе китобойца и всех зачисленных в его команду, он принимает за сумасшедшего или мошенника-попрошайку. И темные человеческие фигуры, ночью, скрытно, поднявшиеся на «Пекод» и потом словно растворившиеся на корабле, Измаил готов считать плодом собственного воображения.

Лишь спустя несколько дней после отплытия из Нантакета капитан Ахав оставляет свою каюту и появляется на палубе. Измаил поражен его мрачным обликом и отпечатавшейся на лице неизбывной внутренней болью. В досках палубного настила заблаговременно пробуравлены отверстия, чтобы Ахав мог, укрепив в них костяную ногу, сделанную из полированной челюсти кашалота, хранить равновесие во время качки. Наблюдателям на мачтах отдан приказ особенно зорко высматривать в море белого кита. Капитан болезненно замкнут, ещё жестче обычного требует беспрекословного и незамедлительного послушания, а собственные речи и поступки резко отказывается объяснить даже своим помощникам, у которых они зачастую вызывают недоумение. «Душа Ахава, - говорит Измаил, - суровой вьюжной зимой его старости спряталась в дуплистый ствол его тела и сосала там угрюмо лапу мрака».

Впервые вышедший в море на китобойце Измаил наблюдает особенности промыслового судна, работы и жизни на нем. В коротких главах, из которых и состоит вся книга, содержатся описания орудий, приемов и правил охоты на кашалота и добычи спермацета из его головы. Другие главы, «китоведческие» - от предпосланного книге свода упоминаний о китах в самого разного рода литературе до подробных обзоров китового хвоста, фонтана, скелета, наконец, китов из бронзы и камня, даже китов среди звезд, - на протяжении всего романа дополняют повествование и смыкаются с ним, сообщая событиям новое, метафизическое измерение.

Однажды по приказу Ахава собирается команда «Пекода». К мачте прибит золотой эквадорский дублон. Он предназначен тому, кто первым заметит кита-альбиноса, знаменитого среди китобоев и прозванного ими Моби Дик. Этот кашалот, наводящий ужас своими размерами и свирепостью, белизной и необычной хитростью, носит в своей шкуре множество некогда направленных в него гарпунов, но во всех схватках с человеком остается победителем, и сокрушительный отпор, который получали от него люди, многих приучил к мысли, что охота на него грозит страшными бедствиями. Именно Моби Дик лишил Ахава ноги, когда капитан, оказавшись в конце погони среди обломков разбитых китом вельботов, в приступе слепой ненависти бросился на него с одним лишь ножом в руке. Теперь Ахав объявляет, что намерен преследовать этого кита по всем морям обоих полушарий, пока белая туша не закачается в волнах и не выпустит свой последний, черной крови, фонтан. Напрасно первый помощник Старбек, строгий квакер, возражает ему, что мстить существу, лишенному разума, поражающему лишь по слепому инстинкту, - безумие и богохульство. Во всем, отвечает Ахав, проглядывают сквозь бессмысленную маску неведомые черты какого-то разумного начала; и если ты должен разить - рази через эту маску! Белый кит навязчиво плывет у него перед глазами как воплощение всякого зла. С восторгом и яростью, обманывая собственный страх, матросы присоединяются к его проклятиям Моби Дику. Трое гарпунщиков, наполнив ромом перевернутые наконечники своих гарпунов, пьют за смерть белого кита. И только корабельный юнга, маленький негритенок Пип, молит у Бога спасения от этих людей.

Когда «Пекод» впервые встречает кашалотов и вельботы готовятся к спуску на воду, пятеро темнолицых призраков вдруг появляются среди матросов. Это команда вельбота самого Ахава, выходцы с каких-то островов в Южной Азии. Поскольку владельцы «Пекода», полагая, что во время охоты от одноногого капитана уже не может быть толка, не предусмотрели гребцов для его собственной лодки, он провел их на корабль тайно и до сих пор укрывал в трюме. Их предводитель - зловещего вида немолодой парс Федалла.

Хотя всякое промедление в поисках Моби Дика мучительно для Ахава, он не может совсем отказаться от добычи китов. Огибая мыс Доброй Надежды и пересекая Индийский океан, «Пекод» ведет охоту и наполняет бочки спермацетом. Но первое, о чем спрашивает Ахав при встрече с другими судами: не случалось ли тем видеть белого кита. И ответом зачастую бывает рассказ о том, как благодаря Моби Дику погиб или был изувечен кто-нибудь из команды. Даже посреди океана не обходится без пророчеств: полубезумный матрос-сектант с пораженного эпидемией корабля заклинает страшиться участи святотатцев, дерзнувших вступить в борьбу с воплощением Божьего гнева. Наконец «Пекод» сходится с английским китобойцем, капитан которого, загарпунив Моби Дика, получил глубокую рану и в результате потерял руку. Ахав спешит подняться к нему на борт и поговорить с человеком, судьба которого столь схожа с его судьбой. Англичанин и не помышляет о том, чтобы мстить кашалоту, но сообщает направление, в котором ушел белый кит. Снова Старбек пытается остановить своего капитана - и снова напрасно. По заказу Ахава корабельный кузнец кует гарпун из особо твердой стали, на закалку которого жертвуют свою кровь трое гарпунщиков. «Пекод» выходит в Тихий океан.

Друг Измаила, гарпунщик Квикег, тяжело заболев от работы в сыром трюме, чувствует приближение смерти и просит плотника изготовить ему непотопляемый гроб-челн, в котором он мог бы пуститься по волнам к звездным архипелагам. А когда неожиданно его состояние меняется к лучшему, ненужный до времени гроб решено проконопатить и засмолить, чтобы превратить в большой поплавок - спасательный буй. Новый буй, как и положено, подвешен на корме «Пекода», немало удивляя своей характерной формой команды встречных судов.

Ночью в вельботе, возле убитого кита, Федалла объявляет капитану, что в этом плавании не суждено тому ни гроба, ни катафалка, но два катафалка должен увидеть Ахав на море, прежде чем умереть: один - сооруженный нечеловеческими руками, и второй, из древесины, произросшей в Америке; что только пенька может причинить Ахаву смерть, и даже в этот последний час сам Федалла отправится впереди него лоцманом. Капитан не верит: при чем тут пенька, веревка? Он слишком стар, ему уже не попасть на виселицу.

Все явственнее признаки приближения к Моби Дику. В свирепый шторм огонь Святого Эльма разгорается на острие выкованного для белого кита гарпуна. Той же ночью Старбек, уверенный, что Ахав ведет корабль к неминуемой гибели, стоит у дверей капитанской каюты с мушкетом в руках и все же не совершает убийства, предпочтя подчиниться судьбе. Буря перемагничивает компасы, теперь они направляют корабль прочь из этих вод, но вовремя заметивший это Ахав делает новые стрелки из парусных игл. Матрос срывается с мачты и исчезает в волнах. «Пекод» встречает «Рахиль», преследовавшую Моби Дика только накануне. Капитан «Рахили» умоляет Ахава присоединиться к поискам потерянного во время вчерашней охоты вельбота, в котором был и его двенадцатилетний сын, но получает резкий отказ. Отныне Ахав сам поднимается на мачту: его подтягивают в сплетенной из тросов корзине. Но стоит ему оказаться наверху, как морской ястреб срывает с него шляпу и уносит в море. Снова корабль - и на нем тоже хоронят погубленных белым китом матросов.

Золотой дублон верен своему хозяину: белый горб появляется из воды на глазах у самого капитана. Три дня длится погоня, трижды вельботы приближаются к киту. Перекусив вельбот Ахава надвое, Моби Дик закладывает круги вокруг отброшенного в сторону капитана, не позволяя другим лодкам прийти ему на помощь, пока подошедший «Пекод» не оттесняет кашалота от его жертвы. Едва оказавшись в лодке, Ахав снова требует свой гарпун - кит, однако, уже плывет прочь, и приходится возвращаться на корабль. Темнеет, и на «Пекоде» теряют кита из виду. Всю ночь китобоец следует за Моби Диком и на рассвете настигает опять. Но, запутав лини от вонзившихся в него гарпунов, кит разбивает два вельбота друг о друга, а лодку Ахава атакует, поднырнув и ударив из-под воды в днище. Корабль подбирает терпящих бедствие людей, и в суматохе не сразу замечено, что парса среди них нет. Вспомнив его обещание, Ахав не может скрыть страха, но продолжает преследование. Все, что свершается здесь, предрешено, говорит он.

На третий день лодки в окружении акульей стаи опять устремляются к замеченному на горизонте фонтану, над «Пекодом» вновь появляется морской ястреб - теперь он уносит в когтях вырванный судовой вымпел; на мачту послан матрос, чтобы заменить его. Разъяренный болью, которую причиняют ему полученные накануне раны, кит тут же бросается на вельботы, и только капитанская лодка, среди гребцов которой находится теперь и Измаил, остается на плаву. А когда лодка поворачивается боком, то гребцам предстает растерзанный труп Федаллы, прикрученного к спине Моби Дика петлями обернувшегося вокруг гигантского туловища линя. Это - катафалк первый. Моби Дик не ищет встречи с Ахавом, по-прежнему пытается уйти, но вельбот капитана не отстает. Тогда, развернувшись навстречу «Пекоду», уже поднявшему людей из воды, и разгадав в нем источник всех своих гонений, кашалот таранит корабль. Получив пробоину, «Пекод» начинает погружаться, и наблюдающий из лодки Ахав понимает, что перед ним - катафалк второй. Уже не спастись. Он направляет в кита последний гарпун. Пеньковый линь, взметнувшись петлей от резкого рывка подбитого кита, обвивает Ахава и уносит в пучину. Вельбот со всеми гребцами попадает в огромную воронку на месте уже затонувшего корабля, в которой скрывается до последней щепки все, что некогда было «Пекодом». Но когда волны уже смыкаются над головой стоящего на мачте матроса, рука его поднимается и все-таки укрепляет флаг. И это последнее, что видно над водой.

Благодаря специальности и по роду работы мне приходится ежедневно общаться с большим количеством разных людей, что наделило меня цинизмом и научило обращать внимание на темную сторону не только других, но и себя самого. Холодный беспристрастный взгляд часто помогает понять, предугадать и простить когда люди проявляют слабость, глупость, невежество и обман. Как если бы ты с другом встречал множество знакомых и каждому твой друг рассказывал один и тот же, хоть и новый, анекдот, к N-ному разу ты бы не удивился развязке. Но познакомившись с этим романом я был удивлен и до сих пор пребываю под впечатлением, насколько точно автор книги на таком отвлеченном предмете, как китобойный промысел, передал атмосферу, эмоции и скрытые мотивы поступков, сопровождающие любую работу в коллективе. Мне понятны и близки все от начинающего матроса до одноногого капитана. Я читал книгу и слышал те же фразы, которые прямо сейчас произносятся с десятках тысяч комнат на тысячах предприятий.

Но я не просто увидел в этих китобоях себя. Я увидел ту часть моей темной стороны, в которую не позволяет заглянуть даже весь мой цинизм. В юности эта книга вызвала бы у меня легкое недоумение после прочтения страничка через три. Но сейчас, к своему ужасу, я понимаю и не считаю неприемлемой позицию капитана во время первой беседы с помощником о целях плаванья. И я готов подписаться под каждым словом, которое произносит капитан во время финальной встречи с Белым Китом. И даже катастрофа с гибелью всей команды и корабля воспринимается, как что-то привычное и в чем-то родное.

Не стоит забывать и о гении Френсиса Форда Копполы, создавщего на основе «Моби Дика» великолепный фильм.

Оценка: 10

«В то время как я плыл вниз по речным потокам, остались навсегда мои матросы там…» А. Рембо.

По-видимому, этот роман принадлежит к числу тех классических произведений мировой литературы, познакомиться с которыми должен каждый, так сказать, уважающий себя книгочей. В самом деле, слова «Моби Дик» и «белый кит» вошли, думается мне, в число наиболее ярких образов-идей западной литературы вместе с Гулливером, Дон Кихотом, Пантагрюэлем с Гаргантюа и пр.

Существует мнение, что «Моби Дик» написан вопреки всем канонам литературных жанров. Но ведь это, пожалуй, одна их характерных черт тех самых классических произведений, нередко именуемых «великими» (можно вспомнить хрестоматийные роман в стихах Пушкина и роман-эпопею Л. Толстого). Что же касается собственно языка романа Мелвилла, то он, на мой взгляд, вполне адекватен современному читательскому восприятию. Хотя говорить здесь о некоем особом «удовольствии от чтения», когда текст «проглатывается запоем», наверное, тоже сложно. Трудности в данном случае могут быть обусловлены самой композицией романа, определяемой, в свою очередь, авторским замыслом, сверхзадачей. «Моби Дик» характерен тем, что в романе не только происходят определенные события с героями, но происходит и трансформация самого стиля и жанра повествования. Мелвилл начинает издалека. Посвящения, вступления, философские рассуждения о пользе морских путешествий ведутся, заметим, от первого лица, от имени Измаила. И поначалу Измаил предстает перед читателем достаточно зрелым, умудренным жизнью человеком. Затем вдруг (хотя речь в романе идет о событиях отделенных от «вступления» несколькими годами) Измаил оказывается совсем молодым человеком, романтическим героем, желающим посмотреть мир. И всё его поведение, слова, поступки, мысли живо свидетельствуют об этом. Его знакомство с Квикегом, весь отрезок времени до попадания на борт «Пекода», всё это касается молодого Измаила. Тут становится ясно, что первоначальный «Измаил философ» - это некто иной, может быть, сам автор. И по ходу рассказа молодой Измаил постепенно вытесняется этим авторским alter ego, происходит своего рода психологическая подмена. Например, когда речь идет о тяжелой болезни Квикега, приключившейся с ним в плавании, в голосе автора слышится какое-то отстраненное сочувствие, нет первоначальной теплоты, нет того трогательного беспокойства за своего друга, с которым Измаил выламывал дверь в нантакетской гостинице. Но, кроме того, как-то незаметно речь вообще перестает вестись от первого лица, за исключением короткого и чисто номинального эпилога. Измаил становится не главным героем, как это казалось поначалу, но лишь «поводом» для философских и психологических рефлексий, назовем их так, автора. Образы других героев романа, которые в отличие от образа Измаила можно назвать «настоящими», созданы Мелвиллом с большим художественным мастерством, в лучших традициях реалистического искусства.

Когда-то Ж. Верна (в чьем творчестве, к слову, морская тема играет виднейшую роль) упрекали в чрезмерной перегруженности его беллетристических произведений лекционными вставками. Автор «Моби Дика», кажется, далеко превзошел Верна в этом отношении. Нимало не заботясь, естественно, о занимательности, он с нарочитой неторопливостью и обстоятельностью излагает классификацию китов, расписывает тонкости и благородство китобойного промысла. Все это интересно само по себе, и потому, в частности, что демонстрирует взаимоотношения природы и человека девятнадцатого века. Любопытно отметить ту убежденность, с которой автор доказывает невозможность заметного уменьшения численности китов посредством промысла. А знаменитое «коварство» и «злобность» Моби Дика заключаются, по сути, лишь в том, что он не желает быть убитым, подобно другим китам. Но все эти описания, проповеди, вставные новеллы, создающие эпическую картину жизни, и которые делают «Моби Дика», что называется, «мудрой книгой», служат еще и общей задаче. Где-то далеко за кажущейся медлительностью повествования, скудной романтикой и повседневными заботами плавания маячит призрак белого кита, словно какая-то сжатая и готовая в любой момент распрямиться могучая пружина. Капитан Ахав уже произнес, а вернее, простонал свои слова: «Найдите мне Моби Дика! Найдите мне белого кита!», и золотой дублон – награда первому, кто его заметит - уже прибит к грот-мачте. И вот постепенно нарастает читательское нетерпение: «Да где же этот кит, и когда же, наконец, развязка?» Но развязка не наступает долго. Лишь сгущается атмосфера на «Пекоде» и вокруг него. Невероятный гроб Квикега, сумасшествие негритенка Пипа, шторм и огни святого Эльма, наконец, встреча с «Рахилью», потерявшей свои вельботы и детей капитана, эти события, сами по себе вполне «обычные», выстраивают ряд зловещих предзнаменований и создают гнетущую атмосферу безысходности. Из приключенческой повести повествование трансформируется в психологический триллер, заканчивающийся апокалипсисом. Здесь уже нет места, как в начале романа, ироничным замечаниям и юмору. И даже сама развязка растягивается на три дня. В психологическом плане Ахаву с самого начала его погони противостоит старший помощник Старбек. Он как бы воплощает на «Пекоде» дух здравомыслия. Но, кажется, и Старбек, в конце концов, подчиняется общему безумию, голосом обреченного обращаясь к Ахаву со словами: «О, мой капитан, благородное сердце». К тому самому Ахаву, который ради погони за Моби Диком отказался помочь капитану «Рахили» в поиске его людей, и который в последние минуты своей жизни кричит матросам: «Вы уже больше не люди, вы мои руки и ноги; и потому подчиняйтесь мне!». Кульминация этой истории, закончившейся гибелью «Пекода», Ахава и всего экипажа, за исключением Измаила, словно провозглашает о том, что чудовища обитают не в морских глубинах, а в охваченном необузданными страстями мозгу человека. Ахав, захлестнутый линем, уходит на дно морское вместе со всей своей фанатической ненавистью. Вся его страсть и эсхатологический пафос, вся глубина его сердца, из которой он поражает кита, можно сказать, пропадают даром, жизнь его кончается бесславно. Такой финал романа можно было бы назвать моралистическим и даже «ироничным», но корабль, будучи замкнутым пространством, способствует тому, что воля сильной личности (а ведь Ахав главенствует еще и по должности) подчиняет жизненные устремления всего коллектива. Складывается впечатление, что люди встречают свой безвременный конец как закономерность, никто даже и не пытается спастись. Фантастическая сцена! Фантастичность же самого Моби Дика имеет, на мой взгляд, совершенно служебный и пограничный характер. Хотя образ огромного снежно-белого кашалота с морщинистым лбом и свернутой челюстью вдохновил, вероятно, не одного писателя-фантаста.

Оценка: 9

Берясь за книгу, я ждала чего-то очень размеренного, спокойного, равномерного и слегка занудного. В лучших традициях Жюля Верна и «Фрегата «Паллада». Так что текст и стиль «Моби Дика» оказался для меня полнейшим сюрпризом. Откровенно говоря, у меня даже в голову не укладывается, как в середине 19 века могла быть написана вещь настолько странная, сумасшедшая и сюрреалистическая. И тот факт, что «Моби Дик» оказался сделан в лучших традициях «Улисса», до сих пор приводит меня в полнейшее изумление. Знаете, есть определенные ожидания от определенного рода книг, и когда текст оказывается совершенно не таким, как думалось, меня это слегка ошеломляет и даже мешает его внятно воспринимать.

Чего в «Моби Дике» нет, так это трех китов классицизма - единства времени, места и действия. Вопреки ожиданиям, повествование бешено скачет, переходя от «сейчас» главного героя к классификации китов, от них - к перечню произведений, где упоминаются киты, от них - к историям разных третьестепенных персонажей, этаким вставным новеллам, от них - к сюрным диалогам пьяной команды корабля. И вся эта веселая и очень странная чехарда продолжается на протяжении всего романа. Не то чтобы развития сюжета нет вообще - во второй половине книги герои все-таки отплыли худо-бедно на китовую охоту и даже начали понемногу встречать и забивать китов. Но линия «настоящего» настолько часто прерывается лирическими и не очень отступлениями, длинными внутренними монологами членов команды, их же пафосными речами в духе Горького, а также танцами на столах и пальбой, что на китов как-то не остается особо внимания. Ну, кит. Ну, забили. «Пренебречь, вальсируем».

За всем этим остается вопрос, а как же легендарный и страшный Моби Дик, о котором столько говорят, о котором бредит полусумасшедший капитан Ахав. А Моби Дика нет и следа, он большую часть текста живет исключительно в горячечном бреду Ахава да пугает его помощников. Открывая роман, я наивно полагала, что он будет в большей своей части посвящен погоне за Моби Диком, но ничего подобного - от встречи с белым китом до конца текста всего ничего. Я уже начала было сомневаться, что Моби Дик окажется, в лучших сюрных традициях всего романа, всего лишь Годо и так и не придет. Хотя под конец он пришел, конечно, и задал им всем жару.

По итогам - я не знаю, как относиться к этому тексту. Меня смущает в нем буквально все: смущает отсутствие классицизма и ожидаемой эпичности, смущает стебный пафос, смущает даже псевдонаучная классификация китов по средневековым книжным форматам. Это было интересно и странно, но текст слишком разнообразный, слишком лоскутный, чтобы оставить какое-то четкое эмоциональное впечатление. Не могу сказать, что сама идея погони за китом особо меня задевает - она сама по себе достаточно детская, сразу приходят на ум пираты из нашего мульта «Остров сокровищ». Думаю, если бы «Моби Дика» экранизировали именно таким образом - с включением всех классификаций, лирических отступлений и самой схватки с китом - это было бы самым правильным подходом к тексту. Он интересен именно с точки зрения *как*, а не что. С другой стороны, с этой же точки зрения «Улисс» значительно круче.

Оценка: 7

Тут так много качественных пространных отзывов, в которых уже, собственно, сказано всё или почти всё, что я тихонечко вложу свои пять копеек и удалюсь на цыпочках.

Страстная книга. Одна из самых страстных, что я встречала в своей жизни. Книга, которая говорит, кричит о том, что человек может вложить душу в странное, в нечто, идущее наперерез житейской логике, и это нечто станет убедительнее здравого смысла.

Жизнь всё-таки такие дебри. Вот младенец - розовенький, нежненький... а через пятьдесят лет стучит протезом по деревянной палубе и всё, о чём он мечтает, - убить белого кита. И как это у нас получается - ума не приложу.

А начало романа, его первая фраза - «Зовите меня Измаил»? Вот так начать - и всё, роману быть. Вообще первый абзац «Моби Дика» обожаю, бриллиант ведь чистой воды.

Всё, надо заканчивать, а то уже вижу фонтан на горизонте.

Оценка: 10

Домучил. Роман не пошел, совсем не пошел. Я, как и некоторые авторы отзывов, прочел данный роман в детстве, но тот роман был адаптирован и сокращен для подростков, поэтому тогда прочел его быстро и с удовольствием.

На днях вышел фильм об приключениях китобоя «Эссекс» и его команды. Я решил обновить память и перед просмотром перечитать Мелвилла.

Как много текста в этом романе. Автор написал эпическое произведение. Подробно, скрупулезно описал все все. Даже вещи не относящиеся собственно к плаванию. Я постоянно ловил себя на мысли: зачем он все это пишет. Чтение романа превратилось для меня в мучение. Пространные описания автором всякой всячины настолько многословны и скучны, что я постоянно отвлекался, мысли мои утекали. Я читал текст в этом состоянии, некоторые страницы настолько унылы, что я даже не мог вспомнить, что на них читал. Приходилось все еще раз перечитывать. Каюсь, несколько раз даже уснул.

В итоге домучил. Такая классика не по мне. Если бы в школе читал роман в полном виде, то наверняка возненавидел бы и роман и автора и учителей.

Роман будет интересен, тем кто любит неторопливое повествование с постоянными перерывами от основного повествования к пространным положениям (например на авторскую классификацию китов, или объяснения на пяток страниц, почему белый цвет считается зловещим, и т.д.) Сейчас вспомнил как я все это читал и аж жуть взяла.

Прощайте классик американской литературы господин Мелвилл. Читать Вас буду только в подростковых адаптациях.

Оценка: 5

(маринистика / производственный роман: всё о китах, или лицам без чувства юмора читать заказано)

Жил-был хоббит, которому вздумалось посмотреть мир с его водной стороны. Однажды он встретил странствующего по Чужеземью каннибальского короля Арагорна (он же Квикег), и нанялся вместе с ним на корабль Гэндальфа (чародея Ахава), чтобы с ватагой таких же искателей приключений противостоять воплощению мирового зла -- гигантскому белому киту Мордора...

Быть может, такой заманкой удастся привлечь внимание поклонников фэнтези, чтобы они открыли этот роман. А дальше -- прочувствует наивная душа текст, соблазнится -- и затянет её в эту гигантскую воронку, в пучину мировой Литературы, взвихренную плавником великого белого кита, и не сможет уже такой читатель всерьёз воспринимать тонны коммерческой продукции...

«Моби Дик» -- это роман двадцатого века, написанный в девятнадцатом, и читаемый в двадцать первом как вневременная книга, будто бы написанная вчера или сегодня. Дело даже не во времени перевода -- роман поразительно современный по техническим приёмам и виртуозный по исполнению. Сравним хотя бы с произведениями Эдгара По -- читая их, чувствуешь, что они были написаны именно в XIX веке. А здесь -- уж не мировая ли это мистификация? не грандиозный ли литературный подлог и не поздняя ли стилизация под старину? -- то классическая проза, то философские эссе-рассуждения, то вдруг пьеса (здесь отчего-то возникает ассоциация с вулфовскими КНС). Между произведениями По и Мелвилла, быть может, совсем небольшой временной разрыв и, при этом, дистанция очень большого размера -- словно бы уже написаны «Старик и море» Хэмингуэя или отбушевали джойсовские, либо прустовские страсти.

Время романа дискретно: на первых страницах оно течёт естественно и быстро, завлекает за собой лаконичными и выразительными описаниями событий. Потом вдруг замирает -- автор пускается в сторонние рассуждения, иногда спохватывается и продолжает Историю, чтобы затем вновь повести речь о чём-то своём. Время то словно бы застывает, то снова бежит, то лихо скачет, то замирает почти до самого конца, когда вдруг ускоряется и летит к неизбежному финалу, словно неумолимый Жнец... В итоге, прочитав роман до самого конца, осознаёшь, что вся эта история, без многочисленных отступлений, могла бы уложиться в рамки небольшой повести -- но тогда сложился бы этот без сомнения великий американский Роман? Едва ли. Получилась бы обычная повесть, выделяющаяся среди прочих разве что языком и прекрасным стилем. Но не роман.

Хорошие книги видно сразу -- как прочитаешь первую фразу, так уже не хочется отрываться. И сожалеешь, что автор вдруг уходит в сторону, и начинает бесконечные лекции о китобойном промысле, королях и дамских корсетах. Познавательно, но малоценно в наши циничные времена. Если в начале книги рвёшься поставить оценку по максимуму, то потом уже сдерживаешься, и оценку ставишь пусть не такую высокую, но всё же достаточно ощутимую. Глыба, махина мировой литературы он этого не становится менее масштабной. Избыточность материала привела к тому, что этот роман был забыт, чтобы быть заново открытым уже в двадцатом веке. Избыточность погубила прекрасную повесть и создала великий роман.

Следует отметить афористичность и великолепное чувство юмора рассказчика.

«Лучше спать с трезвым каннибалом, чем с пьяным христианином.»

«Бетти, ступай к маляру Снарлсу и скажи, чтобы он написал для меня объявление: «Здесь самоубийства запрещены и в гостиной не курить» - так можно сразу убить двух зайцев...»

Неоднократно ловил себя на мысли о том, что в «производственных» отступлениях автор издевается, лукавит -- так и слышались интонации курёхинских «грибов». В самом деле, можно ли всерьёз рассуждать, о том, кто из древних был китобоем?.. Геркулес? И он тоже из наших!

Интересно, не сделал ли кто-нибудь из любословов диссертации о параллелях «Моби Дика», к примеру, с «Властелином колец»? И не поставлен ли там в конце смайлик бегущего с гарпуном? («от» или «к» -- здесь могут быть варианты) При желании, всегда можно найти точки схождения.

Литературная пара: «Морской волк» Джека Лондона. Только если они вдруг сойдутся, победа останется за китом!

Оценка: 8

Поначалу всё было достойно. Описания сочные, живые, со здоровой долей юмора и оттенком философии. Но вдруг откуда ни возьмись, начали появляться подробные описания эпизодов, при которых ГГ не присутствовал (а книга от первого лица!), потом герои второго плана начали в одиночестве разговаривать сами с собой, выдавая достойные Овидия монологи, а потом и вовсе случилась пьеса! Это повторялось снова, всё разрастаясь, и этого хватило, что бы балладу превратить в гротеск.

К тому же Измаил слишком часто перебарщивает с рассуждениями. Он пускается в длинные цепи рассуждений что бы доказать читателю какую-то мысль. А в умении чётко излагать ему не откажешь – мысль становится понятна и даже очевидна уже в первом абзаце. Но это не останавливает Измаила: ещё 10 – 20 страниц он может говорить о том же самом. Да, я понимаю, что иногда ценность не в доказательной базе, а в Слове, как таковом, но тогда и подать его нужно немного иначе…

По форме напоминает «Старика и Море». Оба произведения лишены динамики и построены на созерцании. Но Хемингуэй созерцал природу, её красоту, мощь, и человек находился в гармонии с природой, даже борясь с ней. А Мелвилл созерцает одержимость, безумие и ненависть. Причём не обоснованную ненависть, скажем, Монте-Кристо к сознательно погубившему его негодяю, но ненависть к естеству, к стихии, к року. Ненависти на грани безумия, толкающей человека к собственной гибели и к тому, что бы похоронить десятки людей во имя своей ненависти. Это то, что касается капитана, и лежит на поверхности. То же, что заметно чуть менее – одержимость китами самого Измаила. В отличие от капитана, не конкретной особью, а всем родом, не кровожадная, как у Ахава, а относительно научная, только ведь он не учёный! Откуда вдруг такой неожиданный и такой глубокий интерес? Он и китобоем-то стал исключительно потому, что «так фишка легла», но погружается в тему он глубже, чем любому китобою для промысла необходимо, и с занудностью, на которую не всякий профессор способен.

И не всякий мясник способен с таким смаком описывать детали охоты, а потом расчленения кита. Пиршество акул и подробное описания оставленных ими шрамов на мёртвой туше. Каким образом в подробностях отделяется от туши тот или иной шмат жира. Постоянно хлещущая фонтаном кровь млекопитающего, которое убивается порой даже не ради промысла – а ради забавы, суеверия и азарта.

Кит – этот гигант и исполин, эту чудо природы, если и вызывает у героя чувство трепета, то лишь для того, что бы ещё большее благоговение и трепет вызвал Человек, готовый бросить ему вызов и надругаться над этим исполином. То, что собственно Моби Дик не позволил этому надругательству состояться, ситуацию не спасает.

Нет, безумная одержимость и смак расчленения – это не те мотивы, что достойны стать стержнем романа. Поэтому, какими бы расчудесными изяществами не был облеплен этот недостойный скелет, для меня ценность книги весьма сомнительна и заключается лишь в подробном описании китобойного промысла.

Оценка: 4

не стал бы давать руку на усекновение, что я единственный в мире станочник (потом расскажу, история тоже интересная), у которого в наушниках не радио играет, а начитка «Моби Дика», но точно нас таких немного в мире.

так или иначе, в рамках расширения кругозора, и чтобы со скуки от монотонной работы не рехнуться, пошло хорошо.

тем более, что чтец отличный.

все-таки привычка к чтению у меня пусть и крепкая, но сформирована на куда более сюжетной и жестко структурированной литературе.

закавыка в том еще, что «Моби Дика» я в отрочестве читал уже, но это был сильно сокращенный (раза в три) вариант для детей, где были оставлены только линия самих приключений «Пекода«и пара глав «на берегу», но напрочь вычищено все то, что сделало «Моби Дика» священным чудовищем, левиафаном американской литературы, а со временем сам роман превратило в архетип, объект легко считываемых (даже теми, кто книгу не читал) культурных аллюзий и просто пародийных отсылок.

в век Гугла в мире не осталось тайн и в один клик можно узнать, что Мелвилл добился первого успеха с написанными по собственному опыту (а он много лет провел в море, потом дезертировал, потом был в плену у туземцев, потом мотался уже с военным кораблем, который его спас) приключенческими романами «Тайпи, или Беглый взгляд на полинезийскую жизнь» и «Ому: повесть о приключениях в Южных морях», а потом провалился с метафорически-аллегорическим «Марди и путешествие туда».

после этого молодой еще (около тридцати) писатель за год сваял свой magnum opus, в котором соединил морские байки, почти триллерную главную сюжетную линию с тяжеловесной и подчас неуклюжей философией, которая только и могла прийти человеку в голову в промежутках между обрасопливанием бом-блинда-рея и чтением латинских классиков.

видимо Мелвиллу этого показалось мало и он дополнил роман (псевдо)научными изысканиями на ниве кетологии и кучей самых разных как будто посторонних эпизодов, варьирующихся в диапазоне от анекдота до притчи, беззастенчиво прыгая при этом из тональности в тональность (одна глава написана на диком пафосе, другая - с добродушным юмором, одна в форме пьесы, другая - как статья из некоей несуществующей нигде, кроме как в голове автора энциклопедии), неприкрыто тролля читателя и наводя многозначительного туману.

иногда читатели и критики переусложняют произведения, видя в них то, чего автор не вкладывал, но Мелвилл работал, словно в рассчете на будущих интепретаторов, провидя появление академических трудов, разбирающих каждую букву и запятую его романа, и потому ни один самый навороченный искатель Глубинного Смысла не будет выглядеть нелепо, вчитывая что-то свое в ткань этой книги.

помимо глав написанных «для академиков» и «для детей» в «Моби Дике» есть главы написанные не иначе как для Господа Бога, и для самого Германа Мелвилла, что в формате книги - одно и то же.

психологическая достоверность одних эпизодов сменяется напыщенным символизмом других, глубоко проработанные герои, которые рядом с тобой «как живые» вдруг становятся картонными и забираются на сцену, чтобы оттуда разразиться античными монологами, которые внезапно прерывают репликами в стиле «а впрочем, вы меня не слушайте».

магистральная линия - безумный одноногий Ахав в погоне за Белым Китом, и говорит этот Ахав примерно так:

Спойлер (раскрытие сюжета)

– Глупая детская игрушка! игрушка, какой развлекаются высокомерные адмиралы, коммодоры и капитаны; мир кичится тобой, твоим хитроумием и могуществом; но что в конечном-то счёте умеешь ты делать? Только показывать ту ничтожную, жалкую точку на этой широкой планете, в которой случается быть тебе самой и руке, тебя держащей. И всё! и больше ни крупицы. Ты не можешь сказать, где будет завтра в полдень вот эта капля воды или эта песчинка; и ты осмеливаешься в своём бессилии оскорблять солнце! Наука! Будь проклята ты, бессмысленная игрушка; и проклятие всему, что посылает взгляд человека к этим небесам, чьё непереносимое сияние лишь опаляет его, как эти мои старые глаза опалил сейчас твой свет, о солнце! К горизонту устремлены от природы глаза человека, а не ввысь из его темени. Бог не предназначал его взирать на небесную твердь. Будь проклят ты, квадрант! – и он швырнул его на палубу. – Впредь не буду я проверять по тебе мой земной путь; судовой компас и лаг – они поведут меня и будут указывать мне моё место на море. Вот так, – добавил он, спускаясь на палубу, – вот так топчу я тебя, ничтожная безделка, трусливо указывающая в вышину; вот так размозжу и уничтожу я тебя!

– Что это? Что за неведомая, непостижимая, нездешняя сила; что за невидимый злобный господин и властитель; что за жестокий, беспощадный император повелевает мною, так что вопреки всем природным стремлениям и привязанностям я рвусь, и спешу, и лечу всё вперёд и вперёд; и навязывает мне безумную готовность совершить то, на что бы я сам в глубине своего собственного сердца никогда бы не осмелился даже решиться? Ахав ли я? Я ли, о господи, или кто другой поднимает за меня эту руку? Но если великое солнце движется не по собственной воле, а служит в небесах лишь мальчиком на побегушках; и каждая звезда направляется в своём вращении некоей невидимой силой; как же тогда может биться это ничтожное сердце, как может мыслить свои думы этот жалкий мозг, если только не бог совершает эти биения, думает эти думы, ведёт это существование вместо меня?

не говоря уж о любимом экранизациями:

Я признаю твою безмолвную, неуловимую мощь; разве я не сказал уже этого? И слова эти не были вырваны из меня силой; я и сейчас не бросаю громоотвод. Ты можешь ослепить меня, но тогда я буду двигаться ощупью. Ты можешь спалить меня, но тогда я стану пеплом. Прими дань этих слабых глаз и этих ладоней-ставней. Я бы не принял её. Молния сверкает прямо у меня в черепе; глазницы мои горят; и, словно обезглавленный, чувствую я, как обрушиваются удары на мой мозг и катится с оглушительным грохотом на землю моя голова. О, о! Но и ослеплённый, я всё равно буду говорить с тобой. Ты свет, но ты возникаешь из тьмы; я же тьма, возникающая из света, из тебя! Дождь огненных стрел стихает; открою глаза; вижу я или нет? Вот они, огни, они горят! О великодушный! теперь я горжусь моим происхождением. Но ты только отец мой огненный, а нежной матери моей я не знаю. О жестокий! что сделал ты с ней? Вот она, моя загадка; но твоя загадка больше моей. Ты не знаешь, каким образом ты явился на свет, и потому зовёшь себя нерожденным; ты даже не подозреваешь, где твои начала, и потому думаешь, что у тебя нет начал. Я знаю о себе то, чего ты о себе не знаешь, о всемогущий. За тобою стоит нечто бесцветное, о ясный дух, и для него вся твоя вечность – это лишь время, и вся твоя творческая сила механистична. Сквозь тебя, сквозь твоё огненное существо, мои опалённые глаза смутно различают это туманное нечто. О ты, бесприютное пламя, ты, бессмертный отшельник, есть и у тебя своя неизречённая тайна, своё неразделённое горе. Вот опять в гордой муке узнаю я моего отца. Разгорайся! разгорайся до самого неба! Вместе с тобой разгораюсь и я; вместе с тобой я горю; как хотел бы я слиться с тобой! С вызовом я поклоняюсь тебе!

но читателя, который думает, что попал в пьесу написанную под влиянием Софокла, ждет впереди и такое вот описание:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Но вот вперёд выступает один из гарпунёров, держа в руке длинное и острое оружие, называемое фленшерным мечом, и, улучив удобный миг, ловко выкраивает большое углубление в нижней части раскачивающейся туши. В это углубление вставляют гак второго огромного блока и подцепляют им слой сала. После этого фехтовальщик-гарпунёр даёт знак всем отойти в сторону, делает ещё один мастерский выпад и несколькими сильными косыми ударами разрубает жировой слой на две части; так что теперь короткая нижняя часть ещё не отделена, но длинный верхний кусок, так называемая «попона», уже свободно болтается на гаке, готовый к спуску. Матросы у носовой лебёдки снова подхватывают свою песню, и пока один блок тянет и сдирает с кита вторую полосу жира, другой блок медленно травят, и первая полоса уходит прямо вниз через главный люк, под которым находится пустая каюта, называемая «ворванной камерой». Несколько проворных рук пропускают в это полутёмное помещение длинную полосу «попоны», которая сворачивается там кольцами, точно живой клубок извивающихся змей. Так и идёт работа: один блок тянет кверху, другой опускается вниз; кит и лебёдка крутятся, матросы у лебёдки поют; попона, извиваясь, уходит в «ворванную камеру»; помощники капитана отрезают сало лопатами; судно трещит по всем швам, и каждый на борту нет-нет да и отпустит словечко покрепче – вместо смазки, чтобы глаже дело шло.

однако и «все о китобойном промысле в 30-40 годы 19 века» это тоже ненадолго, потому что главка, посвященная такому бытовому занятию, как ткачество, внезапно срывается в:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Прямые нити основы-необходимости, которых ничто не заставит изменить своего направления, и даже лёгкое подрагивание лишь придаёт им устойчивости; свободная воля, которой дана свобода протягивать свой уток по заданной основе; и случай, хоть и ограниченный в своей игре прямыми линиями необходимости и направляемый в своём движении сбоку свободной волей, так что он подчиняется обоим, случай сам попеременно управляет ими, и ему принадлежит последний удар, определяющий лицо событий.

и это далеко не все,.

если вас интересует история Америки времен «до Дикого Запада», восточное побережье, жестоковыйные пуритане в длинных сюртуках и их странный уклад, сочетавший аскетизм с деловой хваткой, то в «Моби Дике» найдется немало строк, посвященных этому сообществу.

самому китовому промыслу Мелвилл уделяет столько внимания, что иногда роман срывается в откровенную «историю отрасли».

но это и не «энциклопедия китобоев Новой Англии 18-19 веков», ни в коей мере, потому что герои (а их в книге много) тут столь колоритные и одушевленные, каких редко встретишь.

знаменитый по экранизация Ахав все-таки шагнул с подмостков, где ставили классическую драму, а его помощники в большей или меньшей степени просто резонеры, авторские голоса.

но кузнец Перт, который пропил под старость лет саму свою жизнь, и пошел в море или туземец-гарпунер Квикег, который когда-то уплыл с китобоями, а теперь не хочет возвращаться домой, потому что, считает, что большой мир осквернил его и племя обратно не примет, ни в коей мере не риторические фигуры, а живые люди, с которыми, кажется, сам потерся в тесном трюме не одну неделю.

есть еще совершенно душераздирающая история негритенка Пипа, который выпрыгнул за борт, да так там душою и остался, хотя его и выловили через несолько часов, и потому парень ходит по кораблю и пристает ко всем встречным:

Месье, не случалось ли вам видеть некоего Пипа? – маленького негритёнка, рост пять футов, вид подлый и трусоватый! Выпрыгнул, понимаете, однажды из вельбота; не видали? Нет?

трагедия, очерк, байка, все в кучу, все перемешано и тщательно выварено на огне авторской увлеченности, поглощенности, собственным творением.

да, для детей есть специальная, сокращенная версия, но думается, что и сам роман, именно в своем некупированном, монументальном виде, по-своему детский, подростковый.

не в том смысле, что он предназначен для подростков, нет, но это явно отрочество американской литературы.

(русская родилась сразу в кризисе среднего возраста, в этом ее сила, в этом и ее слабость).

в общем, ныряйте в океан мировой классики, но знайте, что воды его бурны, непредсказуемы и опасны.

Оценка: 10

Сложный и многогранный, созерцательный и познавательный, реальный и фантастический - эпитетов «Моби Дик» заслужил великое множество. Фундаментальная книга, энциклопедия цетологии и китобойного промысла, в частности - настоящий кладезь знаний по кашалотоведению. «Итоговое произведение американского романтизма» и едва ли не лучший роман американской литературы 19 века. Но это только лишь определения, то, что на поверхности. Что же скрывается в глубинах этого необъятного, как воды океана, произведения?

Однозначно трудно сказать. Если рассматривать только сюжет, на выходе получим 200, максимум 300 страниц. Остальное - рассуждения, философия и цетологические изыскания. Но вместе они образуют предельно цельную картину, где замысел автора воплощается постепенно и в конце концов подводит к финалу. Честно говоря, многие страницы пропускал мимо, то есть слушал в пол-уха. Ибо где-то после половины романа высокопарные речи и пафосные размышления, разбавленные теологическими и философскими метафорами, начинают приедаться. И тем не менее, бросить роман и мыслей не возникало. Призрак Моби Дика неуловимо присутствует в тексте. Но как Белый Кит, скрывающийся в бескрайних водах Мирового океана, так и развязка кажется далёкой и недостижимой. Но мысль о нём преследует читателя. Ты ждёшь встречи с китом, как ждут её на «Пекоде».

И вот, когда ты уже начинаешь подумывать над тем, что Моби Дик - это всего лишь некий мифический образ и выдумка китобойцев, что встреча не состоится, он является. В самом-самом конце, стремительно, неотвратимо, внезапно, как стихийное бедствие, как катастрофа, как смерть. Последние страницы романа - это рафинированная эпика. И тем более неожиданным становится финал. В произведении много прекрасных страниц, но три дня погони - самые могучие, самые завораживающие. Кульминационный апогей. То, ради чего стоит читать «Моби Дика».

Трактовать роман можно по-всякому. По мере путешествия с «Пекодом» в поисках Белого Кита, у меня всё же родилось представление о романе, контрастирующее с общепринятым «противостояние Человека и Природы, Цивилизации и Стихий». Уже под конец романа, но до встречи с Моби Диком, я понял, что Пекод - это образ человеческой жизни, пущенной по волнам Мира в поисках цели. И команда корабля - это грани человека. Есть навязчивые состояния на грани безумия, воплощённые Ахавом, есть и здравый смысл в лице помощников капитана, есть и скелеты в шкафах, как в случае с кузнецом. «Пекод» встречает другие корабли, преимущественно китобои. Но они настолько разные, насколько разнятся характеры людей: кто-то успешен, кто-то за несколько лет плавания (читай жизни человека) не сподобился на какой-нибудь стоящий улов, у некоторых несчастная и зловещая судьба.

Убеждён, что трактовок у романа множество, и моя одна из многих. И оценивать «Моби Дик» всего с одного прочтения и всего лишь на третий день после прочтения - очень сложно. Ещё не успокоился в душе водоворот, учинённый Ахавом и экипажем китобоя в битве с Моби Диком. Но однозначно могу искренне поблагодарить Мелвилла за длительное путешествие по далёким морям в поисках легендарного Белого Кита в обществе разношерстной команды «Пекода».

Оценка: 9

Ух, чего же я ждал от этой книги перед прочтением, да!..

Но только не того, что во многом она окажется оправданием китобойного промысла – в смысле развенчания несправедливых (как на то обращает внимание рассказчик) домыслов о нем и изложения подробностей ремесла. «Производственная» часть могла бы для меня быть увлекательной, если бы имел аналогичное (производственное же) отношение к китам. Автор, с одной стороны, восхищается ими, с другой стороны, с невозмутимостью ветеринара описывает, например, предсмертное поведение животного и технику разделки туши. Именно подобное отношение, а не заблуждения и неверные представления, обусловленные временем создания романа, стало для меня неожиданностью.

Впрочем, Мелвиллом изображена именно что правда той далекой уже эпохи. Скрупулезное описание тонкостей промысла, что сродни документалистике, сочетается со старомодной тягучестью описаний, пафосом авторских размышлений, разговоров и монологов персонажей, некоторой наивностью оценок и суждений. В итоге получается весьма необычный коктейль из литературных стилей, приемов и средств, приготовленный в форме художественного произведения, выходящего за рамки классификаций. Содержательно же роман оказался много более прост, чем ожидал от него перед прочтением. Да, произведение и метафорично, и аллегорично; в нем бездна образов, «Моби Дик», можно сказать, проникнут символизмом (особенно в предфинальной и финальной частях; создалось даже ощущение избыточности). Роман сам – архетип в литературе и культуре (наверное, в этом основная его ценность). Он напитал собой коллективное сознание, и, прочитав произведение, такое чувство, что «Моби Дик» был знаком и «принят» на каком-то подспудном уровне еще до прочтения. Роман, конечно, составляет категорию «маст рид» – как базовый и естественный опытно-культурный пласт.

Есть произведения, в которых автора не «видно», он будто бы где-то «сверху» созданного им микрокосма, а есть такие, как «Моби Дик», где автор – непосредственный рассказчик, то прячущийся в образе одного из персонажей, то лично ведущий читателя от сцены к сцене, от одного знания к другому. Но к каким бы литературным приемам и ухищрениям ни прибегал Мелвилл, он не смог скрыть свою по-мальчишески пытливую натуру увлеченного исследователя, которому интересно буквально всё: от мелких, технических деталей быта на корабле, китобойного промысла, обычаев, традиций мореплавания, до поведенческих и психологических установок и реакций (считаю большой удачей автора образ Пипа (кто читал, поймет, в чем соль), вышедший очень и очень многозначным и характЕрным (характерным – для философской канвы произведения)). Собственно, философии в романе хватает: от идеи-противостояния «человек - Природа» до вопросов о смысле жизни и сути (и выражениях) добра и зла.

Эйль из Ильма , 13 июля 2017 г.

Самая любимая книга из самых любимых. Перечитывала три раза, первый раз читала в 16 лет. Слог впечатляет! Многогранность информации гармонична, всё в одном русле, но с разных «высот». Каждый раз, когда перечитывала, открывала для себя что-то новое, будь то из атласа китов, или же из быта китобойного промысла, из морально-религиозных подтекстов и т.д. За один раз, я считаю, весь информационный объём в полной мере осилить сложно, особенно для подростка. Но не знаю... в Америке это школьная программа, а у нас считается, что для людей за тридцать.

По сюжету ничего писать не буду, но концовка очень символична:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

при крушении единственный вышивший герой выныривает из водоворота на гробу)))

Оценка: 10

Знаете, говорить, что данное творение полниться каким-либо смыслом, имеет за собой дюжий посыл, мысль, огромную нравоучительную подоплеку - бессмысленно. И всё просто потому, что подобные изъяснения будут столь ничтожны пред оригинальным содержанием сего текста, столь будут описывать его нутро ребяческим, наивным языком, настолько будут поверхностны эти умозаключения читателя, что их просто мне стыдно представлять на суд, ибо прочитав данное произведение Германа Мелвилла я понял, что просто не могу ничего о нём сказать.

«Моби Дик, или Белый кит» - это не просто восхваляющий китовый промысел панегирик людской смелости и бесстрашию. Это не просто дотошное описание рыболовецкого судна, да дела в целом. Это - непостижимо глубокое произведение, в своих аналах затрагивающее и политические темы взаимодействия людей, и культурные ценности разных народов, и психологические перепетии не только одного человека, но и толпы в целом. А уже из только моего последнего заключения можно понять всю проработанность текста, ибо сам один человек - Вселенная, а здесь Герман берётся за скрупулёзный разбор действий и психического состояния целых масс народа.

Книга отображает собой не просто приключение - нет. Это целое описание мироздания, перенесённое на реи китобойного промысла, людей, участвующих в нём, а также самих китов - исполинов, в разборе которых Мелвилл наблюдает не просто некое совершенство структур природы и созданных ею на протяжении веков живых строений. Он наблюдает во взаимодействии человека и кита целые библейские трактаты, что столь туманно описаны в Священной Книге, потому здесь Герман берёт на себя смелость разбирать обширнейшее число всевозможных сказаний и легенд из Книги-Книг.

И вот в этом я вижу некоторый минус именно «Моби Дика», ибо когда ещё вначале автор взаправду небезосновательно пересекает совпадения между исполинскими монстрами и китом, то никаких вопросов, а вместе с тем и какого-либо недоумения, не возникает. Однако вот под конец произведения, когда Герман сам начинает чуть завираться в своих соотношениях и буквально подаёт свою правду как беспристрастную истину, однозначно переписывая тексты Библии - это уже не совсем, по-моему, хорошо. Но в подобном каждый читатель углядит нечто своё, ибо эти глубочайшие завихрения мыслей и текстовых абзацев, в которых одна мысль наседает на другую, переплетаясь в непостижимый ком - это нечто, что по самые края полно не только аллюзий, метафор и дельных соображений. Это нечто, что буквально способно перевернуть мировоззрение, ибо рассказ ведётся от лица героев, переживших на своём веку множество радости или лишений, каждый из них придерживается своей жизненной позиции, в какой-либо зритель найдёт себя, почему «Белый кит» - однозначно культовое событие, имеющее вес и над культурой социума.

Да, можно сказать, что в конечном итоге автор отходит от первоначальной приключенческой жилки, полностью отдаваясь волнам дум и философии, даже заменяя обыкновенные людские диалоги некими долгими, длинными сентенциозными монологами, какими меняются между собой участники действа на страницах, но достаточно только представить такой обмен информации в живую и становится ясно: это глупо и так человек не говорит. Но ведь на то здесь и нет единой цепи повествования, ибо каждый образ, каждый символ - это метафора, это отображение чего-то большего. Океан - целый мир. Люди в нём - мнимые хозяева, упивающиеся своей мнимой властью, ютясь на своей земле - «Пекоде». Кит - это властитель, это и есть природа, так сказать, Создатель. И вот когда вруны и невежды идут против своего Создателя, когда они самостоятельно рушат то, с чем в мире и гармонии должны не то, что уживаться, а жить. Что тогда происходит? И сколь губительны последствия да и вообще, губительны ли они... Это и рассказывает текст Германа Мелвилла - один из самых наиважнейших, глубочайших романов не только 19-го столетия, но и вовсе Современной культуры человечества.

Это книга, мотивы которой если и не идут на лавры Шопенгауэра, то способны соревноваться с возгласами Ницше уж точно. Это столь же проработанная история, сколь проработан мир Легендариума Толкина. Это нечто, что отображает собой тандем разномастных стилей написания, тем и суждений. Данная книга - чан с отсылками к общемировым и религиозным событиям, писаниям и прочему, причём все это дано в таком объеме, что сравнимо с аллюзиями «Священной болезни» к истории Франции. Это - то, где разоблачены искренние, нездоровые порывы вожделения, что зиждется не на страсти, а на месте, злобе, трусости и ещё многих-многих догматах, являющимися столь злободневными аспидами общества во все века.

«Моби Дик, или Белый кит» - непременно обязательное для прочтение творение, которое никого не оставит равнодушным.

Оценка: 10

Монументальное творение, посвященное величейшим из животных, живущих на Земле.

Для меня история о путешествии Пекода и события, происходящие с его экипажем мало заинтересовали - финал предсказуем, лишь несколько сюжетных глав по-настоящему затягивают, «растворение» главного героя в событиях оказывается совсем не по душе, интересных персонажей я не обнаружил. Да и не до конца ясно, что хотел сказать этой развязкой Мелвилл. Но книга ценна и важна не историей. Увлекательнейшее исследование Кита, царя океанов и морей. Множество ошибок, устаревшая классификация и тому подобное нисколько не умаляют другой, символической стороны, этой китовой энциклопедии. Так сказать, история Кита, его след в культуре, размышления автора на эту тему действительно захватывают.

«Прочитай эту книгу и ты полюбишь китов» - слова, заставившие меня взяться за «Моби Дика».

Прочитайте эту книгу и вы действительно полюбите китов всем сердцем, и если этого не произойдет - пропади я пропадом в пасти китовой.

- отличный выбор для чтения

Достоинства: отличный сюжет

Недостатки: -

англ. Moby -Dick, or The Whale, 1851

Год первого издания: 1851
Язык оригинала: английский язык
Авторы: Герман Мелвилл
Экранизации: Моби Дик: Охота на монстра (2010 г.), Моби Дик (1956 г.), Репетиция Моби Дика

Литературная классика под названием "Моби Дик, или Белый Кит" - это история, которую написал известный писатель - Герман Малвилл. Она основана на реальных фактах и сведениях, которые произошли много лет назад. Повесть вышла в свет еще в далеком - одна тысяча шестьдесят пятом году.Автор этого произведения выделил для себя основополагающим жанром - американский романтизм. В тексте встречаются напоминания и о библейских мотивах, очень много философских домыслов его самого. Возможно, поэтому, не всем пришелся по вкусу эта новинка, из-за изобилия в нем "умных" и непонятных, тогдашним гражданам, мыслей. Оно был подвержен критике и не принят людьми. Только, спустя много лет, как это всегда и бывает, читателя сполна оценили его. Возможно, потому что писатель этого рассказа обладал умение нестандартно выражать свои мнения, думать и рассуждать "по-другому", чувствовать иначе, и был более продвинутым и разносторонним, а также умнее тогдашних жителей.Сюжетная линия основана, повторюсь снова, на реальных событиях, Герман решил обыграть ситуация, которая случилась с судном "Эссекс". Судно занималось тем, что на протяжении одного с половиной года убивало китов ради заработка. Но, однажды, а именно двадцатого ноября в одна тысяча восемьсот двадцатом году справедливость, наконец-то, восторжествовала. Этому негодному промыслу положил конец один огромный кашалот. Он ударил эту лодку несколько раз, да с такой силой, то корабль затонул. Но, двадцати парням этого "адского", негодного суденышки, все-таки удалось спастись. Они смогли добраться до одного из островов на спасательных шлюпках, но преодолеть долгий путь до суши смогли не все. В итоге смогло выжить только двое негодников. Это, конечно же, капитан и один из его матросов. Так как плыть по морю им пришлось аж, целых, - девяносто пять дней. Через некоторое время этих двух человек - подобрал один из кораблей, которое также было занималось "адским" промыслом - убивало таких замечательных животных, как киты-кашалоты.Кстати, меня очень разочаровал тот факт, что автор текста сам занимался китобойным промыслом, и целых полтора года ходил по океанам в поисках этих существ.Имя совладельца данного экипажа обозначено, как Билдада. Имя главного героя обозначено, как Измаил. Он уходит в море, океаны, из-за нехватки денежных средств, и поэтому жизнь на суше не кажется ему приемлемой. он решает, что в море ему точно не будет скучно, а также это позволит ему неплохо заработать. Все события этого творения разворачиваются в одном из бывших крупных промышленных центров Америки, портовом городке под названием - Нантакет. Вскоре, паренек знакомится с парнем по имени - Квикегом, ее профессия - гарпунщик.

Они становятся неплохими товарищами, друзьями. Лодка, на котором друзья собираются выходить в океан, называется "Пекорд". Кстати, их путешествие должно было продлиться, немного-немало, а целых три года, представляете?Когда друзья попадают на борт, они знакомятся с остальными мужчинами. А после этого, им становится известна трагедия его жизни. Он носит имя - Ахав. Парни узнают, что когда он был в прошлом плаванье, рейсе, он потерял свою ногу, потому что вступил в неравную борьбу с этим животным. Из-за этого, по понятным причинам, его характер весьма испортился. Ахав был неприветлив и угрюм, он очень мало общаться с кем-либо, в том числе и со своей группой. И в последние дни, почти что не покидал свою каюту, проводил там почти все своей свободное и рабочее время. Некоторые даже заявляли, что после того, как с ним случилось это - потеря ноги, он на некоторое время лишился "рассудка". Но, гуляя по порту, перед тем, как подняться на "Пекорд", он встретил одного обывателя, который сказал ему, что лодка "Пекорд" потерпит крушение и разобьется. Но, он предположил, что этот малый местный "ненормальный", попрошайка, или же попросту мошенник и постарался выкинуть эти мысли из головы. А потом, когда ночью он стал замечать какие-то странные фигуры, которые по поднимались на борт, то снова и снова растворялись бесследно, он не стал принимать за чистую монету и постарался выкинуть их из своей головы. Он подумал, и убедил себя. что это лишь плоды его фантазий и неуместные, неосознанные страхи, которые не должны появляться в голове и мыслях настоящего и смелого любителя охоты. Но, он не учел, что есть такая вещь, как интуиция.Корабль и его люди. Продолжение краткого обзора содержания романа.Когда, оно, наконец-то отправилось в плаванье, и вышел в море-океан, матросы начали замечать, что он не балует их вниманием. Он вышел из своего места обитания - своей каюты, лишь спустя несколько дней после отплытия. Все, находящиеся на борту, а в том числе и основной герой, сразу заметили, что он угрюм и недоброжелателен. Но, с другой стороны увидели в его глазах огромную печать, боль и тоску. Но, они не понимали основной причины этого. Он требовал от "персонала" немногословности и фактический, полного, тотального подчинения его приказам. Он не терпел медленных и нерасторопных (непонимающих) и долго думающих служащих. А его "указы" не всегда были понятны молодым парнишкам. Мягко говоря, некоторые из них были, все-таки, странными. Для него, из-за того, что он, по сут, является инвалидом, из-за того, что он потерял ногу, были сделаны специальные дыры в палубе, чтобы он мог сохранять равновесие и вставлять туда свою палку, или как вернее она называется - свою трость. Главный герой начал понимать, что он скрывает какую-то тайну.Эта повесть, которая способна увлечь и в полной мере, захватить ваше внимание тем, что там сообщается очень большое количество интересных сведений о кашалотах, и жизни и особенностях. Но и отлично продуманных, захватывающим сюжетом, который не дает возможность предугадать дальнейшее развитие. И постоянно держит в напряжении. Как говорится в этой случае, подпитывает интерес к прочтению. Однажды, Ахав, собирает всю свою морскую семью вместе, на одной из палуб. Они видят одну из золотых монет, которая прибита к деревянной мачте. И следом, он объявляет, сто она достанется тому, кто первый увидит, просто-напросто, высмотрит его в море-океане. Он ответил, что его зовут очень интересным именем. И он свиреп и наводит ужас на каждого из ребят, без исключения, только одним своим видом. Он имеет множество ран и разрезов на своей шкуре, потому что он необычайно хитер и может обойти всех. А все, кто пытался его силой поймать, потерпели крушение и умерли или же, просто - напросто, утонули после очередного утопления одного из суден. Поэтому, на его поиски уже никто не ходит и не осмеливается посягать на его ловлю. Но, у него видимо были другие планы на этого обителям морских глубин - "Моби Дика". Белый кит, по истине, невероятной красоты чудо. И осмелиться убить это существо только настоящий варвар, каким и являлся он, и каждый из его команды. И за свои намерения они поплатились сполна. Вам будет ни чуточку их не жаль. прочитав данное творение, вы сможете окунуться в мир жестокой борьбы между нами и природой. Осознать, насколько алчным и неприятный может быть любой из нас, посмотреть со стороны на то, как месть движет помыслами и к чему это приводит, в конечном итоге нас.

Кашалот-один из загадочных и своеобразных морских млекопитающих, о котором слагались легенды и мифы еще в античные времена...
Пожалуй, ни одно морское животное не порождало столько раздумий, фантастических сказаний и верований, восхищения и страха.

Виктор Шеффер. «Год кита»

I. «Белый Кит»

Книгу известного американского писателя-мариниста Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый Кит» (1851 год), полную скорби, страсти и ярости, большинство читателей относит к полуреальным и почти фантастическим произведениям. Тем не менее автор этой удивительной книги, которую до сих пор по праву называют «романом века»,- профессиональный моряк и, китобой. Он с глубоким знанием дела, четко и очень обстоятельно описал охоту на китов. Этот роман - своего рода «энциклопедия китобойного промысла».

Напомним кратко содержание романа «Моби Дик, или Белый Кит». Измаил, от лица которого ведется повествование, молодой человек, разочарованный в жизни и сочетающий любознательность со страстью к морю, уходит в плавание матросом на китобойце «Пекод». Вскоре после отплытия выясняется, что рейс этот не совсем обычный. Похожий на сумасшедшего капитан «Пёкода» Ахав, потеряв ногу в схватке со знаменитым Белым Китом-Моби Диком, вышел в океан, чтобы отыскать своего врага и дать ему решающий бой. Он заявляет команде, что намерен преследовать Белого Кита «и за мысом Доброй Надежды, и за мысом Горн, и за Норвежским Мальштремом, и за пламенем погибели». Ничто не заставит его отказаться от погони. «Вот цель вашего плавания, люди! - кричит он в неистовой ярости.- Гоняться за Белым Китом по обоим полушариям, покуда не выпустит он фонтан черной крови и не закачается на волнах его белая туша!» Захваченная яростной энергией капитана, команда «Пекода» клянется в ненависти к Белому Киту, и Ахав прибивает к мачте золотой дублон, предназначенный тому, кто первым увидит Моби Дика.

«Пекод» идет вокруг света, охотясь по пути на китов и подвергаясь всем опасностям китобойного промысла, но не теряя ни на минуту из виду своей конечной цели. Ахав искусно ведет судно по основным китовым путям, расспрашивая капитанов встречных китобойцев о Моби Дике. Встреча с Белым Китом в его «владениях», поблизости от экватора. Ей предшествует ряд злополучных примет, грозящих несчастьем. Бой с Моби Диком продолжается три дня и кончается разгромом «Пекода». Белый Кит разбивает вельботы, увлекает в морскую бездну Ахава и наконец топит корабль со всей командой. В эпилоге сообщается, как рассказчик, единственный уцелевший из экипажа «Пекода», спасся от гибели, ухватившись за буй, и был подобран другим китобойцем.

Такова фабула «Моби Дика». Но кто подсказал ее писателю?

История китобойного промысла свидетельствует, что в начале XIX века среди скандинавских, канадских и американских гарпунеров, промышлявших в Тихом океане, прошел слух о гигантском кашалоте-альбиносе, который нападал не только на преследовавшие его вельботы, но и на китобойные суда. Появилось множество рассказов о злом нраве этого «белого исполина Семи морей». Одни говорили, что кашалот-агрессор набрасывается на китобойное судно без всякого повода, другие утверждали, что он бросается в атаку лишь после того, как вонзят в его спину гарпун, третьи свидетельствовали, что Белый Кит, даже разбив себе голову, продолжал снова и снова таранить борт судна, а когда оно тонуло, он кружил по поверхности, перекусывая плававшие обломки корабля и оставшихся в живых людей.

В начале восьмисотых годов прошлого века среди знаменитых и прославивших себя китобоев обоих полушарий нашей планеты нашлось бы не меньше сотни, которые могли бы поклясться на Библии в том, что видели Белого Кита. Они даже знали его имя - Моча Дик. Его называли так потому, что впервые встретили близ берегов Чили, у острова Моча. Истории гарпунеров о кашалоте-альбиносе, приукрашенные фантазией тех китобоев, которые его не видели, складывались в легенды о ките-разбойнике, которые передавались из уст в уста. В них это всегда крупный самец длиной около 20 метров и весом не менее 70 тонн, одинокий, угрюмый и агрессивный, не умеющий ужиться со своими собратьями. В одних легендах кожа этого исполинского кашалота бела как снег, в других - она имеет серо-белый оттенок, в третьих - кит светлосерый, в четвертых - на голове кашалота, цвет которого черный, проходит продольная белая полоса шириной два метра. Дошедшие до нас рассказы китобоев прошлого свидетельствуют, что Моча Дик бесчинствовал на просторах Мирового океана ровно 39 лет. На боевом счету гиганта альбиноса три отправленных на дно китобойных и два грузовых судна, три барка, четыре шхуны, восемнадцать вельботов и шлюпок и 117 человеческих жизней... Китобои прошлого поколения считали, что Моча Дик был убит в 1859 году шведскими гарпунерами в южной части Тихого океана. Говорили, что, когда гарпун пробил ему легкое, он не оказал никакого сопротивления своим преследователям: он уже был слишком стар и обессилел в сражениях с кораблями. В туше Моча Дика шведы насчитали 19 наконечников гарпунов и увидели, что кашалот был слеп на правый глаз.

Подобные истории, нередко приукрашенные человеческой фантазией, складывались в легенды о ките-людоеде, ките-драчуне. Многим из китов-героев были присвоены и другие имена: Тимор Джек, Пейта Том и Новозеландский Том.

Такова суть многочисленных повествований прошлого века и легенд о Белом Ките. Герман Мелвилл, будучи сам китобоем, не мог пропустить их мимо ушей, и, видимо, они и были положены им в основу его великолепного романа. Но только ли они одни?

II. Трагедия «Эссекса»

Как и люди, корабли уходят из жизни разными путями. Их естественная смерть - разборка на металлолом. Таков удел большинства построенных и отплававших свой век судов. Подобно людям, которые их создали, корабли нередко становятся жертвой роковых обстоятельств - морской стихии, войны, злого умысла, ошибок людей. Большинство судов погибло на скалах и подводных рифах близ берега. Многие нашли свою могилу на огромной глубине в океанских просторах. Координаты места гибели большинства из них известны страховщикам, морским историкам и охотникам за затонувшими сокровищами. Но в мировой летописи кораблекрушений есть необычные и даже невероятные случаи гибели судов. К ним относится злополучное происшествие с американским китобойцем «Эссекс».

Этот небольшой трехмачтовый барк в 238 тонн водоизмещения под командованием капитана Джорджа Полларда 12 августа 1819 года отправился с острова Нантакет, что расположен в 50 милях к северо-востоку от Нью-Йорка, в южную часть Атлантики на промысел китов.

Рейс судна был рассчитан на два года: сначала охота на китов в Южной Атлантике, затем в Тихом океане. На второй день плавания, когда «Эссекс» вошел в поток Гольфстрима, неожиданно налетевший шквал от зюйд-веста сильно накренил корабль, ноками реев он задел за воду, два вельбота и камбузная надстройка оказались смытыми за борт. 30 августа «Эссекс» подошел к острову Флора, что на северо-западе от Азорских островов, и пополнил запасы воды и овощей. Через 16 дней судно уже находилось у мыса Верде.

18 декабря «Эссекс» достиг широты мыса Горн, но сильные штормы не давали в течение пяти недель китобоям возможности его обогнуть, чтобы выйти в Тихий океан. Лишь в середине января 1820 года они подошли к берегам Чили и встали на якорь у острова Святой Марии - традиционного места встречи китобоев. После небольшого отдыха «Эссекс» начал промысел. Было убито восемь китов, которые дали 250 баррелей ворвани.

Почти год «Эссекс» гонялся за китами. Охота проходила удачно, если не считать потери одного вельбота, разбитого хвостом кашалота. 20 ноября 1820 года «Эссекс» находился близ экватора на 119 градусе западной долготы, когда ранним утром с его мачты заметили стадо кашалотов. На воду спустили три вельбота, первым командовал сам капитан Поллард, вторым - первый помощник капитана Чейс и третьим - второй штурман Джой. На «Эссексе» остались три человека: кок, плотник и старший матрос. Когда расстояние между вельботами и кашалотами сократилось до 200 метров, кашалоты, заметив опасность, ушли под воду. Один из них через несколько минут всплыл. Чейс на своем вельботе подошел к нему со стороны хвоста и вонзил в его спину гарпун Но прежде чем начать уходить на глубину, кашалот перевернулся на бок и своим плавником ударил по борту вельбота. Вода хлынула в образовавшуюся пробоину в тот момент, когда кит стал уходить на глубину. Чейсу ничего не оставалось делать, как перерубить топором гарпунный линь. Кашалот с торчащим в боку гарпуном получил свободу, а гребцы вельбота, скинув с себя рубахи и куртки, пытались ими заделать пробоину в борту и откачивали воду. Полузатопленный вельбот с трудом добрался до «Эссекса». Чейс приказал поднять поврежденное судно на палубу и направил китобоец в сторону едва видневшихся на горизонте двух вельботов. Первый помощник капитана рассчитывал поставить временную заплату на борт пробитого вельбота и продолжить охоту. Когда ремонт был почти закончен, Чейс увидел, что с наветренного борта «Эссекса» на поверхность воды всплыл кашалот, его длина, как определил Чейс, превышала 25 метров, кит был больше половины длины «Эссекса».

Выпустив два-три фонтана, кашалот снова погрузился в пучину, потом опять вынырнул и поплыл в сторону китобойца. Чейс крикнул матросу, чтобы тот переложил руль на борт. Команда его была выполнена, но судно при слабом ветре и с наполовину убранными парусами не успело отвернуть в сторону. Послышался мощнейший глухой удар головы кашалота в борт, при этом никто из стоявших на палубе моряков не смог удержаться на ногах. Тут же китобои услышали шум воды, заливающей трюм «Эссекса» через проломленные доски обшивки. Кит всплыл у борта судна, видимо оглушенный ударом, он тряс своей огромной головой, хлопал нижней челюстью. Чейс быстро распорядился, чтобы матросы поставили помпу и начали откачивать воду. Но не прошло и трех минут, как раздался второй, еще более сильный удар в борт судна. На этот раз кашалот, взяв разбег спереди «Эссекса», ударил его головой в правую скулу. Доски скуловой обшивки борта были вмяты внутрь и частично сломаны. Теперь вода заливала судно через две пробоины. Китобоям стало ясно, что «Эссекс» спасти не удастся. Чейс сумел стащить с кильблоков запасной вельбот и спустить его на воду. Оставшиеся на борту моряки погрузили в него часть навигационных приборов и карты. Едва вельбот с людьми отошел от тонущего корабля, как тот со страшным скрипом повалился на борт. С момента второго удара прошло всего лишь десять минут...

В это время другой загарпуненный кашалот тащил на лине вельбот капитана Полларда, а кит, которого ранил штурман Джой, сорвался с линя, и вельбот направился к «Эссексу».

Когда капитан увидел на горизонте, что мачты его судна мгновенно исчезли, он перерезал гарпунный линь и приказал команде своего вельбота грести изо всей силы в сторону, где только что виднелся «Эссекс». Подойдя к лежавшему на борту судну, Поллард попытался спасти его. Команда рубила и перерезала снасти стоящего такелажа мачт, но, освободившись от них, судно осталось лежать на борту. Оно не пошло сразу ко дну за счет оставшегося в его помещениях воздуха. Но вода, заливая трюм, вытесняла из него воздух, и «Эссекс» медленно погружался в волны. Тем не менее моряки успели прорубить борт почти залитого водой судна и проникнуть внутрь. С «Эссекса» в три вельбота команда перегрузила два бочонка галет, около 260 галлонов воды, два компаса, кое-какой плотницкий инструмент и десяток живых слоновых черепах, которых они взяли на Галапагосских островах.

Вскоре «Эссекс» затонул... В безбрежных просторах Тихого океана остались три вельбота, в которых разместились двадцать моряков. Ближайшая земля находилась от них к югу на расстоянии 1400 миль, Маркизские острова. Но капитан Поллард знал о дурной славе обитателей этих островов, ему было известно, что их жители - людоеды. Поэтому он предпочел идти на юго-восток, к берегам Южной Америки, несмотря на то что до нее было почти 3 тысячи миль. В вельботах Полларда и Джоя находилось по семь человек, Чейс, у которого был самый старый и ветхий вельбот, взял к себе пятерых матросов. Пресную воду и запасы провизии, с трудом добытые с тонущего «Эссекса», капитан поделил строго по числу людей. Первые дни вельботы шли под парусом в видимости друг от друга. Каждый моряк получал в сутки полпинты воды и одну галету. На одиннадцатый день плавания убили черепаху, в её панцире развели костер, слегка обжарили мясо и поделили на двадцать частей. Так прошла еще неделя. Во время налетевшего шторма вельботы потеряли друг друга из виду. Спустя месяц вельбот капитана Полларда подошел к крохотному необитаемому острову Даси. Здесь моряки смогли пополнить свои скудные запасы пищи морскими моллюсками и убили пяток птиц. Хуже дело обстояло с водой: она едва заметной струйкой вытекала из расселины скалы во время отлива и была очень неприятной на вкус. Три человека изъявили желание остаться на этом скалистом острове, вместо того чтобы испытывать муки жажды и голода в полузатопленном водой вельботе. Через два дня Поллард с тремя матросами отошел от острова и продолжал плавание на юго-восток. Оставшимся троим он пообещал прислать помощь, если его вельбот доберется до суши.

Трагически сложилась эта одиссея китобоев «Эссекса»! Вельбот, которым командовал штурман Джой, не добрался до берега. О нем ничего не известно. В двух других вельботах люди от жажды и голода сходили с ума и умирали. Дело кончилось людоедством...

Через 96 дней после гибели «Эссекса» китобойное судно с Нантакета «Дофин» подобрало в океане вельбот, где оказались потерявшие человеческий образ, но живые капитан Поллард и матрос Рэмсделл. Они прошли под парусом и на веслах 4600 миль.

Чейс и двое матросов были спасены английским бригом «Индиан» на 91-й день плавания, их путь в океане составил 4500 миль. 11 июня 1821 года, спустя 102 дня, британский военный корабль «Саррей» снял с острова Даси трех робинзонов из команды Полларда.

Такова печальная история американского китобойца «Эссекс»... Но именно она подсказала Герману Мелвиллу мысль написать роман о китобоях. Как известно, Герман Мелвилл в пятнадцать лет перестал посещать школу и, прослужив некоторое время клерком в банке, ушел на парусном судне в Англию. Вернувшись через четыре года в Нью-Йорк, он перепробовал несколько профессий на берегу, в январе 1841 года снова ушел в море, завербовавшись матросом на китобойное судно «Акушнет», на котором проплавал два года. Однажды во время стоянки судна у Маркизских островов бежал на берег и прожил несколько месяцев среди полинезийцев. Потом он продолжал плавание на австралийском китобойце «Люси-Энн». На этом судне принял участие в бунте команды. Бунтовщиков ссадили на Таити, где Мелвилл провел целый год с небольшим перерывом, в течение которого он совершил еще один китобойный рейс. После этого он поступил матросом на американский военный корабль «Юнайтед стейтс» и, проплавав еще год, осенью 1844 года возвратился на родину. Вернувшись домой, Мелвилл сразу же взялся за литературную деятельность. Над «Моби Диком» он работал непрерывно в течение ряда лет, и, прежде чем его закончить и выпустить в свет, он издал «Тайпи» (1846 г.), «Ому» (1847 г.), «Редберн» и «Марди» (1849 г.).

«Моби Дик» вышел в Нью-Йорке в 1851 году. Мало кому из советских читателей известно, что за десять лет до этого, в июле 1841 года, китобой «Акушнета» с Германом Мелвиллом случайно встретился в океане с китобойцем «Лима», на котором был Вильям Чейс - сын Оуэна Чейса с «Эссекса».

У китобоев прошлого века встреча двух судов в океане была радостным для них событием, настоящим праздником в их нелегком и опасном труде, в течение трех-четырех дней команды обменивались визитами друг к другу на корабль, пили, гуляли, пели, делились новостями, обменивались опытом и всяческими морскими историями. Случилось так, что в рундуке Чейса оказалось типографское издание воспоминаний об «Эссексе», написанное и изданное его отцом в Нью-Йорке спустя шесть месяцев после злополучной одиссеи. Вильям Чейс дал молодому Мелвиллу прочитать эту небольшую, зачитанную до дыр другими китобоями страшную исповедь своего отца. Она произвела такое сильное впечатление на будущего писателя, что он уже не отходил от младшего Чейса, расспрашивая его о подробностях, которые тот знал от отца. И именно происшествие с «Эссексом» и дало Мелвиллу идею написать роман о «Белом Ките». Безусловно, ему были известны и другие случаи нападения кашалотов на вельботы и суда, зафиксированные в морских хрониках.

III. Морские хроники свидетельствуют

В июле 1840 года английский китобойный бриг «Десмонд» находился в Тихом океане, в 215 милях от Вальпараиса. Крик матроса-наблюдателя, сидевшего в «вороньем гнезде», поднял на ноги всю команду. В двух милях на поверхности воды медленно плыл одинокий кашалот. Такого огромного кита никто из команды еще не видел. Капитан приказал спустить на воду два вельбота. Не успели китобои подойти к киту на расстояние броска гарнуна, как кашалот, сделав крутой поворот, устремился им навстречу. Англичане заметили, что цвет кита скорее был темно-серый, нежели черный, и что на его огромной голове проходил трехметровый рубец белого цвета. Вельботы пытались уйти в сторону от приближавшегося к ним кита, но не успели. Кашалот ударил ближайший к нему вельбот головой, подкинув его на несколько метров в воздух. Гребцы высыпались из него, как горошины из ложки. Утлое суденышко ушло кормой под воду, а кит, перевернувшись на бок и открыв свою страшную пасть, изжевал его в щепки. После этого он нырнул под воду. Минут через пятнадцать он снова вынырнул. И пока второй вельбот спасал тонущих, кит опять бросился в атаку. На этот раз он поднырнут под днище вельбота и

сильным ударом головы подбросил его в воздух. Над поверхностью океана раздался треск ломающегося дерева и крики обезумевших от страха китобоев. Кашалот сделал плавный круг и скрылся за горизонтом. Бриг «Десмонд» подошел к месту разыгравшейся трагедии и спас своих китобоев. Двое из них умерли от полученных ран.

В августе 1840 года в пятистах милях к югу от того места, где бриг «Десмонд» потерял два своих вельбота, русский барк «Сарепта» заметил одинокого кашалота. На воду спустили два вельбота, которые, удачно загарпунив кита, начали буксировать его тушу к берегу. Они находились в трех милях от «Сарепты», когда появился большой серый кашалот. Он на огромной скорости проплыл примерно милю между «Сарептой» и вельботами, буксировавшими убитого кита, потом вынырнул из воды и с оглушительным шумом упал на брюхо. После этого кашалот начал атаку на вельботы. Первый он ударом головы разбил в щепы. Потом стал атаковать второй вельбот. Старшина этого вельбота, поняв намерение кита, успел поставить свое судно за тушу убитого кашалота. Атака не удалась. Гребцы, перерезав гарпунный линь, налегли изо всех сил на весла и бросились искать спасения на «Сарепте», которая медленно кружила вокруг убитого кита. Но серый кашалот не отходил от добычи русских китобоев, он охранял ее. Решив не испытывать судьбу, моряки ушли на юг. Через два дня американский китобоец с острова Нантакет заметил загарпуненного кашалота и приступил к разделке его туши.

В мае 1841 года китобоец «Джон Дэй» из Бристоля промышлял китов в районе Южной Атлантики, между мысом Горн и Фолклендскими островами. В тот момент, когда на судне варили китовый жир только что разделанного кита, в ста метрах от борта из глубины всплыл на поверхность гигантский кашалот серого цвета. Он почти полностью выскочил из воды, постоял несколько секунд на хвосте и с оглушительным шумом упал на волны. У борта «Джона Дэя» стояли три вельбота. Кашалот, отплыв на несколько сот метров, казалось, поджидал их. Первому помощнику китобойца удалось на своем вельботе подойти к кашалоту со стороны хвоста и точно бросить гарпун. Раненый кит устремился на глубину, со свистом из бочки выметывался линь, потом резкий рывок - и вельбот со скоростью почти 40 километров помчался по волнам за китом на буксире. Кашалот тащил вельбот три мили, потом остановился, всплыл на поверхность и, сделав поворот, бросился в атаку на китобоев. Старший помощник, командовавший вельботом, дал команду грести назад. Но было уже поздно: кашалот, хотя и не успел нанести точный удар головой в днище вельбота, опрокинул его вверх килем и двумя-тремя ударами хвоста превратил его в груду плавающих щепок. При этом два китобоя были убиты, остальные плавали среди обломков вельбота. Кашалот отплыл на сотню метров и ждал. Но капитан «Джона Дэя» не намерен был выпускать из рук такой добычи, он послал к месту поединка еще два вельбота. Гребцам первого из них удалось поднять с поверхности воды плававший линь, прикрепленный к рукоятке торчавшего из спины кашалота гарпуна. Почувствовав боль, кит снова устремился под воду. Через несколько секунд он вынырнул точно под днищем третьего вельбота, с которого готовились бросить второй гарпун. Головой кашалот поднял вельбот из воды на пять метров. Каким-то чудом все гребцы остались целы, но сам вельбот упал носом в воду и затонул. Капитан «Джона Дэя» решил больше не рисковать, он приказал командиру второго вельбота перерезать линь и спасать гребцов разбитых вельботов. Когда мокрые, обессиленные, полные ужаса китобои поднялись на борт «Джона Дэя», исполинский серый кит все еще находился на месте схватки.

В октябре 1842 года близ восточного побережья Японии была атакована большим серым кашалотом шхуна прибрежного плавания. С грузом леса во время шторма ее вынесло в океан. Когда она возвращалась к берегу, в двух милях появился кит. Он нырнул на глубину, всплыл через тринадцать минут на поверхность и устремился ей вслед со стороны кормы. Удар головой оказался столь сильным, что шхуна фактически лишилась кормы. Взяв в пасть несколько досок обшивки, кашалот медленно поплыл влево. Судно стало наполняться водой. Команда шхуны успела соорудить из бревен, которыми были наполнены трюмы, плот. Благодаря грузу леса судно осталось на плаву, хотя сидело в воде по верхнюю палубу. В это время к шхуне подошли три китобойных судна: шотландский «Чифф», английский «Дадли» и «Янки» из порта Нью-Бэдфорд. Их капитаны решили покончить с китом-разбойником, навсегда избавиться от Моча Дика. Китобои приняли решение разойтись в разные стороны и держаться в пределах видимости, пока кашалот не вынырнет на поверхность. Ждать им не пришлось: кит появился тут же. Он вынырнул из воды в миле с наветренной стороны и несколько секунд стоял вертикально на хвосте. Потом он со страшным шумом и всплеском упал плашмя на воду и снова нырнул. Тут же к этому месту устремилось шесть вельботов, по два с каждого китобойца. Через двадцать минут кашалот вынырнул снова. Он рассчитывал головой разбить вельбот, ударив его из-под воды. Но опытные гарпунеры, заметив в воде тень кашалота, отошли назад. Кит промахнулся и через минуту получил в спину гарпун. В течение пяти следующих минут он не подавал никаких признаков жизни, уйдя под воду на два десятка метров. К вельботу с китобойца «Янки» подошли другие вельботы, их гарпунеры держали наготове свои смертельные копья. Внезапно кашалот снова появился на поверхности воды, ударом хвоста он разбил в щепки вельбот шотландцев и, сделав мгновенный поворот, бросился на английский вельбот. Но его командир успел дать гребцам команду «табань»: вельбот пошел назад, и кашалот промчался мимо, не задев никого. За ним на лине пролетел вельбот с «Янки». Опять сделав резкий рывок в сторону, кит перевернулся на бок и, к ужасу всех, кто находился рядом, взял в свою пасть вельбот англичан. Подняв из воды голову, кашалот стал мотать ею из стороны в сторону, словно кот, держащий во рту мышь. Из-под огромной нижней челюсти кита в воду посыпались обломки дерева и изуродованные останки двух моряков, которые не успели вовремя прыгнуть в воду. Потом кит, взяв разбег, головой ударил в борт полузатопленной, покинутой людьми шхуны. Над океаном раздался треск ломающихся досок обшивки и бревен, уложенных в трюме судна. После этого кит скрылся в волнах.

На борту шотландского китобойца оказывали помощь пострадавшим, когда кашалот снова появился на поверхности океана. Он пытался головой нанести удар в днище китобойца «Чифф», но промахнулся. Выныривая из воды, он своей спиной содрал медную оковку с форштевня и снес бушприт вместе с утлегарем. После этого кашалот отплыл несколько сот метров на ветер, остановился и стал наблюдать, как три китобойца, подняв паруса, ушли в океан подобру-поздорову.

Американский китобоец «Покахонтас» из Виньярд-Хавен следовал к мысу Горн, чтобы начать охоту на кашалотов в Тихом океане. Судно находилось у берегов Аргентины, когда на рассвете заметили большое стадо китов. Через час два вельбота начали охоту. Один гарпун попал в цель-линь за раненым китом ушел под воду. Кашалот вскоре всплыл и застыл на поверхности океана. Помощник капитана подвел вельбот почти вплотную к киту и приготовился метнуть второй гарпун. В это время кит внезапно перевернулся на бок, широко открыл свою пасть, схватил вельбот и перекусил его надвое. Люди пытались увернуться от смертоносных челюстей и плавников кашалота. Двое из них были сильно ранены. Второй вельбот устремился на помощь. Но кит не уходил, он кружил близ обломков разбитого суденышка. Второй вельбот доставил пострадавших на китобоец. Это заняло почти два часа. В течение этого времени кашалот продолжал кружить на том же месте, время от времени хватая своей пастью весла, мачту и большие обломки досок. Остальные киты сгрудились в круг и наблюдали за своим собратом. «Покахонтасом» командовал Джозеф Диас, 28-летний моряк по кличке «мальчик-капитан». Несмотря на мольбы раненых и уговоры старых китобоев, он не захотел оставить в покое кита-агрессора и решил атаковать его не вельботом, а судном. «Покахонтас», сделав маневр парусами, направился к киту. На баке судна с гарпунами и острогами сгрудились матросы в ожидании встречи с китом. Перед самым форштевнем «Покахонтаса» кит увильнул в сторону, правда, один из гарпунов вонзился ему в спину. Капитан Диас лег на другой галс и снова повел свое судно на лежавшего на воде кашалота. Китобоец имел при легком бризе ход в два узла. Когда расстояние между судном и китом сократилось до ста метров, кит сам бросился в атаку. Скорость его была в два раза выше. Удар пришелся в правую скулу корабля, послышался треск ломающихся досок обшивки, ниже ватерлинии образовалась пробоина. Команда начала откачивать воду помпой. Однако, несмотря на непрерывную работу матросов, трюм наполнялся водой. Дело начало принимать крутой оборот: до ближайшего порта (Рио-де-Жанейро) было 750 миль.

С большими трудностями Диасу удалось привести на 15-й день свой корабль в порт для ремонта.

20 августа 1851 года с мачты американского китобойца «Энн Александр», который промышлял китов в Южной Атлантике, обнаружили трех кашалотов. Капитан судна Джон Дебло приказал спустить на воду два вельбота. Через полчаса капитанский вельбот приблизился к своей жертве и поразил ее. Кашалот, как и обычно бывало в подобных случаях, развив приличную скорость, стал уходить, выхлестывая из бочки десятки метров гарпунного линя. Но Джону Дебло пришлось прекратить преследование раненого кита. Капитан увидел, что после того, как его помощник всадил гарпун во второго кита, тот, развернувшись, бросился на вельбот и через мгновение своими челюстями превратил его в груду плавающих обломков. На счастье, бывалые китобои, хорошо зная нрав кашалотов, успели выпрыгнуть из вельбота в воду. Перерезав линь, капитан поспешил на помощь своему помощнику и его людям.

С «Энн Александр», которая находилась от места происшествия в шести милях, видели, что произошло с помощником капитана и гребцами, и послали к месту происшествия третий вельбот. Однако капитан Дебло не собирался отступать. Он разместил спасенных гребцов поровну на три вельбота и продолжал охоту. Помощник капитана устремился к кашалоту, который уничтожил его вельбот. Раненый кашалот лежал на воде среди обломков вельбота, в его спине торчал гарпун с семью десятками метров линя. Когда вельбот подошел к киту на бросок гарпуна, кашалот быстро перевернулся на бок, взмахнул три-четыре раза хвостом и схватил вельбот в пасть. И на этот раз гребцы сумели вовремя выпрыгнуть из вельбота в воду, но их утлое суденышко тоже превратилось в груду щепок. Капитану Дебло ничего другого не оставалось, как спасать плававших в воде людей. А поскольку в его вельботе теперь уже находилось 18 человек, о продолжении охоты не могло быть и речи. Китобои гребли в сторону «Энн Александр», раненый кит двигался за перегруженным вельботом. Каждую минуту он мог разбить вельбот ударом хвоста или перекусить его челюстями... Но на этот раз он, видимо, решил изменить тактику нападения и скрылся под водой. Он всплыл на поверхность лишь тогда, когда все 18 человек высадились благополучно на борт своей базы и Дебло послал шестерых гребцов подобрать с воды гарпуны, лини, бочки, в которых хранились смотанные в бухту лини, весла и все, что могло еще послужить. Эта операция удалась, кит теперь, не обращая внимания на вельбот, следил за самой базой. Капитан Дебло на этот раз решил атаковать кита с палубы китобойца. И как только кашалот приблизился к борту «Энн Александр», в его спину вонзился гарпун. Кит, описав плавную дугу, набрал скорость и устремился в борт корабля. Но благодаря своевременному и быстрому маневру с парусами и резкому повороту руля «Энн Александр» избежала удара. Кит всплыл и лежал на поверхности воды в трехстах метрах от корабля. Сделав поворот оверштаг и наполнив ветром паруса, Дебло сам залез на правый крамбол, держа наготове гарпун. Но когда судно приблизилось к киту, он быстро ушел под воду. Минут через пять сильнейший удар потряс корабль: кашалот, взяв разбег, ударил в правый борт китобойца. У команды было такое впечатление, что судно с полного хода натолкнулось на риф. Удар пришелся почти у самого киля, в районе фок-мачты. Позже капитан Дебло вспомнил, что, судя по силе удара, кашалот развил скорость в 15 узлов. Вода мощным каскадом хлынула в образовавшуюся в борту щель и залила трюм. Всем стало ясно, что судно обречено. Когда капитан прибежал в свою каюту, там уже было по пояс воды. Он успел взять хронометр, секстан и карту, а когда вошел в каюту второй раз, она была полностью залита водой. Команда, захватив с собой что успела, столкнула на воду вельботы и покинула тонущее судно. Капитан Дебло, пытаясь вынуть из нактоуза компас, не успел спрыгнуть с палубы в вельбот и остался один на тонущем корабле. Ему пришлось вплавь добираться до ближайшего вельбота. Через несколько минут «Энн Александр» опрокинулась на правый борт. В трюмах корабля было достаточно воздуха, и поэтому он сразу не пошел ко дну. Наутро китобои с большим трудом сумели пробить борт и взять с корабля кое-какую провизию. Команде «Энн Александр» не пришлось пережить тот ужас, который пережили китобои «Эссекса» в 1820 году. Им просто повезло: на следующий день оба вельбота были замечены с китобойца «Нантакет», который доставил их на побережье Перу.

Происшествие с «Энн Александр» вскоре стало достоянием прессы, о нем рассказывали друг другу китобои всех стран, всем вспомнилась трагедия, постигшая в 1820 году «Эссекс». А в ноябре 1851 года, когда Герман Мелвилл издал свою знаменитую книгу «Моби Дик», ему пришло письмо от знакомого китобоя, который рассказал в нем о гибели «Энн Александр». Писатель ответил своему знакомому:

«Я не сомневаюсь, что это был сам Моби Дик. Изумляюсь, не оживило ли мое недоброе искусство это чудовище?»

Спустя пять месяцев после описываемых событий китобойное судно «Ребекка Симмс» из Нью-Бредфорда забило огромного кашалота, в голове которого торчали щепки и куски досок обшивки судна, а в боку-два наконечника гарпунов с надписью: «Энн Александр».

В 1947 году у Командорских островов советский китобоец «Энтузиаст» загарпунил 17-метрового кашалота. Получив в спину гарпун, кит ушел под воду и, извернувшись, со скоростью около 20 километров в час ударил головой по корпусу судна. В результате удара конец гребного вала был погнут и винт с него сорван. Руль китобойца оказался сильно погнут и выведен из строя. У извлеченного кашалота, вес которого составил 70 тонн, на голове видны были лишь разрезы кожи.

В 1948 году в Антарктике загарпуненный кашалот дважды атаковал китобойца «Слава-10». Первым ударом он сделал вмятину в корпусе, а вторым обломал лопасти гребного винта и погнул вал.

Известны и другие документально подтвержденные случаи гибели судов в результате ударов рассвирепевших кашалотов. А сколько было судов, пропавших без вести, о судьбе которых некому рассказать!

Следует иметь в виду, что в прошлом веке большая часть китобойного флота состояла из старых, обветшалых судов. Их обшивка была настолько изъедена морским древоточцем, что они не годились для промысла китов на дальнем севере или дальнем юге, где неизбежны встречи со льдами. Прогнившая обшивка, конечно, была слабой защитой от ударов 60-70-тонного кашалота, и гибель таких судов по этой причине была не так уже редка.

IV. Почему они нападают?

Почему кашалоты нападают на корабли и вельботы?

Вот как отвечает на этот вопрос один из самых известных американских специалистов по морским млекопитающим, Виктор Шеффер: «Как зоолог я не могу не интересоваться причинами подобного поведения кита-негодяя. Что это - физиологическая или психическая патология?

Когда к недавно ощенившейся суке приближается чужак, она незамедлительно нападает на него. Когда чужак приближается к голодному псу, только что раздобывшему кость, он реагирует точно так же. Необходимость подобной реакции очевидна: она помогает сохранению вида. Но для чего киту нападать на корабль?

Возможно, дело тут в сильном территориальном инстинкте, в основе которого лежит половой инстинкт. Из всех китов только кашалоты-самцы нападают на корабли. Известно также, что из всех крупных китов только кашалоты-самцы охраняют гарем и сражаются с соперниками за обладание самками. И может быть, когда на территорию такого самца проникает «самец-корабль», кашалот воспринимает это как угрозу своему положению и бросается в атаку.

Некоторые зоологи указывают, что среди наземных животных подобные сражения за территорию ведутся чаще чем за обладание отдельными самками. Однако, когда речь идет об обитателях безграничного, трехмерного водного мира, возникает вопрос: чем определяется здесь территория?

Возможно, кашалот-хулиган атакует корабль только потому, что видит в нем соперника, а причина преувеличенной ревности-чрезмерно обостренный территориальный инстинкт.

Не исключено, конечно, что киты-агрессоры действительно «безумны», то есть родились неполноценными или на свой китовый манер «лишились рассудка» при каких-то необычных обстоятельствах. Можно предположить также, что это киты-параноики, которые под влиянием ощущения своей неполноценности или несостоятельности «слетают с катушек»...»

Таково мнение специалиста по морским млекопитающим, и дело читателя - согласиться или не согласиться с ним. Но факт остается фактом: кашалоты не раз отправляли китобойные суда на дно. Таким образом, Герман Мелвилл не грешит против истины, когда описывает нападение Моби Дика на корабль и гибель судна и его экипажа.

V. Иона XIX века

Февраль 1891 года... Английское китобойное судно «Звезда Востока» ведет промысел на кашалотов близ Фолклендских островов. С «вороньего гнезда» на фок-мачте раздается крик матроса-наблюдателя: «Фонтан!» На воду быстро спускаются два вельбота. Они устремляются в погоню за морским исполином. Гарпунеру одного из них удается с первого раза вонзить свое оружие в бок кашалота. Но кит только ранен. Он стремительно уходит на глубину, увлекая за собой десятки метров гарпунного линя. Через минуту он всплывает и в предсмертной агонии сокрушительным ударом подбрасывает вельбот в воздух. Китобоям приходится спасаться вплавь. Кашалот слепо бьется, хватая нижней челюстью обломки вельбота, взбивая кровавую пену...

Подошедший на помощь второй вельбот добивает кита и через два часа пришвартовывает его к борту «Звезды Востока».

Из восьми человек команды первого вельбота не хватает двоих - они утонули во время поединка с китом...

Остаток дня и часть ночи уходят на разделку китовой туши, крепко закрепленной цепями у борта судна. Утром желудок кашалота поднимают талями на палубу корабля. Огромная утроба разделанного кита ритмично шевелится. Это не удивляет бывалых китобоев: им не раз приходилось извлекать из желудка кашалотов кальмаров, каракатиц и даже трехметровых акул. Несколько ударов флетчерного ножа - и желудок кита вскрыт. Внутри его лежит покрытый слизью, скорченный, словно в приступе жестоких судорог, китобой «Звезды Востока» Джеймс Бартли, занесенный накануне в вахтенный журнал судна как погибший во время вчерашней охоты... Он жив, хотя сердце едва бьется - он в глубоком обмороке.

Не веря своим глазам, изумленные до предела застыли китобои. Судовой врач приказывает положить Бартли на палубу и поливать его морской водой. Через несколько минут матрос открывает глаза и приходит в себя. Он никого не узнает, бьется в конвульсиях, бормочет что-то бессвязное.

«Сошел с ума»,- единогласно решают китобои и переносят Бартли в каюту капитана, на кровать. В течение двух недель команда окружает беднягу Бартли лаской и заботой. К концу третьей недели рассудок возвращается к Бартли, он полностью оправляется от психического потрясения, которое перенес. Физически он почти не пострадал и вскоре вернулся к исполнению своих обязанностей на судне. Единственное, что изменило его внешность,- это неестественно бледная окраска кожи на лице, шее и кистях рук. Эти части тела казались обескровленными, кожа на них сморщилась. Наконец настает день, когда Бартли рассказывает своей команде о пережитом. Капитан «Звезды Востока» и его первый штурман записывают показания китобоя.

Он отчетливо помнит, как его выбросило из вельбота. До сих пор он слышит оглушительный звук - удар хвоста кашалота о воду. Бартли не видел раскрытой пасти кита, его сразу окружила кромешная тьма. Он чувствовал, как скользит куда-то по слизистой трубе ногами вперед. Стенки трубы судорожно сжимались. Это ощущение длилось недолго. Вскоре он почувствовал, что ему стало свободнее, что он уже не ощущает конвульсивных сжатий трубы. Бартли пытался найти выход из этого живого мешка, но его не было: руки натыкались на вязкие, покрытые горячей слизью упругие стенки. Дышать было можно, однако сказывалась зловонная горячая атмосфера, окружавшая его. Бартли чувствовал слабость и недомогание. В абсолютной тишине он слышал удары своего сердца. Все произошло настолько неожиданно, что он не сразу понял, что он, живой человек, проглочен кашалотом и находится в его чреве. Его охватил ужас, который он не может сравнить ни с чем. От страха он потерял сознание и помнит лишь следующий момент: он лежит в капитанской каюте своего китобойца. Это все, что мог рассказать матрос-китобой Джеймс Баргли.

Когда «Звезда Востока», завершив плавание, вернулась в Англию, Бартли пришлось еще раз повторить свой рассказ репортерам. Английские газеты вышли экстренными выпусками с такими заголовками: «Сенсация века! Человек, проглоченный китом, остается жить! Один шанс из миллиона. Невероятный случай с человеком, который пробыл во чреве кашалота шестнадцать часов!» О самочувствии виновника сенсационной шумихи газеты писали: «Бартли в отличном настроении и наслаждается жизнью, как самый счастливый человек на земле».

Позже этот случай был использован многими авторами бульварных изданий. Чего только не сообщали писаки своим читателям, перевирая и искажая рассказ Бартли! Героя сравнивали с библейским Ионой, который провел во чреве кита три дня и три ночи. Писали, что он вскоре ослеп, потом стал сапожником в своем родном городе Глостере, и даже то, что на его могильной плите вырезана надпись: «Джеймс Бартли- современный Иона».

Фактически же никто толком ничего не знал о судьбе Бартли после возвращения «Звезды Востока». Известно только, что его сразу отвезли в Лондон для лечения кожи. Однако врачи с их тогда еще несовершенными методами лечения кожных заболеваний не смогли помочь Бартли. Частые обследования, расспросы со стороны медиков и журналистов привели вскоре к тому, что Бартли куда-то исчез. Ходили слухи, будто он, не пожелав расстаться с морем, нанялся служить на небольшое судно.

Но шумиха, поднятая в 1891 году газетчиками, которые всеми силами старались убедить читателя в правдивости происшествия, масса искажений, подробности из четвертых уст и, наконец, факт исчезновения самой жертвы-все это привело к тому, что в конце прошлого века в английского Иону уже мало кто верил. Со временем эту историю забыли.

Впервые подробное описание происшествия с английским китобоем Джеймсом Бартли было опубликовано в книге «Китобойный промысел, его опасности и выгоды», изданной небольшим тиражом в Англии в конце прошлого века. Не менее подробно об этом писал в 1914 году французский профессор М. де-Парвиль в парижском журнале «Журналь де деба». Значительное место этому случаю уделил английский инженер-механик сэр Фрэнсис Фокс в своей книге «63 года инженерного дела», изданной в Лондоне в 1924 году.

3 1958 году уже забытое описание этого происшествия воскресил на своих страницах канадский рыбопромышленный журнал «Кэнедиан Фишермен». В 1959 году об этом же сообщалось на страницах журнала «Вокруг света» и в 1965 году - в «Технике - молодежи». В 1960-1961 годах английский ежемесячник «Нотикл мэгэзин» и американские журналы «Скиппер» и «Си Фронтиерс» опять поведали читателям о «современном Ионе». Все перечисленные выше источники считают эту историю правдоподобной и вполне вероятной.