Ремонт Дизайн Мебель

Инициатор газеты колокол. «Колокол. «Колокол» - общая характеристика

В Лондоне с 1857 по 1867 годы. Выходил от 1 до 4 раз в месяц; всего вышло 245 номеров. Возникнув как «прибавочные листы» к «Полярной звезде» , «К.» быстро превратился в самостоятельное издание, воплотив насущные потребности русского революционного движения: он «…встал горой за освобождение крестьян. Рабье молчание было нарушено» (Ленин В.И., Соч., т. 18, с. 12). Выходя с девизом на титульном листе «Vivos voco» («Зову живых» - начальные слова из «Песни о колоколе» Ф.Шиллера), «К.» стал голосом и совестью эпохи, сплотив вокруг себя передовые общественные силы в России и в эмиграции на почве широкой программы социально-политических преобразований. Определяя смысл развернутой «К.» агитации, Ленин писал, что Герцен «поднял знамя революции», «великое знамя борьбы путем обращения к массам с вольным словом» (там же, с. 14, 15). Лицо газеты определяли выступления Герцена и Огарева, а также статьи, заметки и письма из России, программные документы подпольных революционных организаций (например, «Земли и воли»), материалы по истории освободительной борьбы, секретные правительственные постановления, проникавшие в «К.» через широкую сеть тайных корреспондентов. Среди последних - представители различных оппозиционных кругов, от крупных чиновников до опальных декабристов и петрашевцев, в том числе писатели, публицисты, критики (П.В.Анненков, М.А.Бакунин, Н.А.Добролюбов, С.С.Громека, Н.А.Мельгунов, К.Д.Кавелин, И.С.Тургенев, Н.И.Тургенев, Е.Тур, Н.И.Утин и др.). В «К.» участвовали также Дж.Гарибальди, В.Гюго, Дж.Мадзини, Ж.Мишле, П.Прудон и др. Обилие обличительного материала привело к выпуску с 1859 года особого приложения к «К.» - «Под суд!». «К.» читался по всей России: в царском дворце и среди студенчества, в министерствах и крестьянских избах. В годы революционной ситуации 1859-1861 годов тираж достигал 2000-2500 экземпляров. Спад революционного подъема проявился в резком снижении общественного влияния «К.». Надеясь восстановить авторитет «К.», Герцен в 1865 году переносит издание в Женеву. Но разногласия с женевской «молодой эмиграцией», ослабление живых контактов с Россией, усиление политической реакции и другие причины вынудили прекратить издание. Попытка возобновить «К.» на французском языке (1868) не нашла поддержки среди французской буржуазной демократии.

Вопросы литературы и искусства были подчинены в «К.» задачам революционной агитации, разоблачения политики царизма, дискредитации ее представителей. «Смешное и преступное, злонамеренное и невежественное - все идет под «Колокол» (Герцен А.И., Собр. соч., т. 12, 1957, с. 358). В соответствии с этим находилась и проблематика литературных публикаций «К.», где печатались стихи М.Ю.Лермонтова, («Увы! как скучен этот город…»), Н.А.Некрасова («Размышления у парадного подъезда»), обличительные стихи Огарева, М.Л.Михайлова, П.И.Вейнберга, В.Р.Зотова и др. Время от времени Герцен публиковал в «К.» отрывки из «Былого и дум». Борьба за беспощадный реализм объединяла «К.» и «Современник», несмотря на расхождения по частным вопросам, например, в оценке так называемого «обличительного направления», принятого Герценом за предвестие широкой демократической гласности. Следствием либерально-просветительских иллюзий Герцена явилась его статья “Very dangerous!!!” («Очень опасно», 1859), положившая начало полемике «К.» с «Современником». В то же время «К.», как и «Современник», осуждал «бегство от общественных вопросов», восставал против эстетической критики. «К.» отстаивал идею преемственности революционных поколений, защищая в этой связи «лишних людей» 30-40-х годов как жертв николаевской реакции. В статье «Лишние люди и желчевики» (1860) Герцен выступил против скептической оценки «Современником» исторической роли дворянства, особенно дворянской интеллигенции эпохи Белинского и Грановского. «…Лишним людям тех времен, - указывал Герцен в «Письмах к будущему другу» (1864), - обязано новое поколение тем, что оно не лишнее» (там же, т. 18, 1959, с 89). К середине 60-х годов издатели «К.» сознали правоту Чернышевского и Добролюбова, связав свои надежды с революционным разночинчеством - «молодыми штурманами будущей бури». Общественным и эстетическим идеалом «К.» был тип «Дон-Кихота революции». Черты этого «высшего типа человечества» Герцен находил в Пестеле, Рылееве, Белинском, Мадзини, Гарибальди. Преданность революции и нравственная безупречность были для Герцена одним из решающих критериев в оценке творчества Тургенева и Некрасова, Салтыкова-Щедрина и Достоевского, Григоровича и Гончарова. Требуя соответствия этического и эстетического, «К.» негодовал против мещанской ограниченности буржуазного общества, которое обезличивает человека, изгоняя «художественный элемент в самой жизни». Буржуазная действительность, говорилось в «К.», враждебна полноценному искусству, лишая его положительного содержания. В сознании безысходности - величие и предел буржуазного искусства, наиболее отдаленного от мещанства. В этом направлении оценивалось в «К.» Творчество Дж.Байрона, В.Гюго, Ч.Диккенса, Жорж Санд и др.

Газета формировала демократические взгляды на международную политику, европейскую философию и социологию (комментировались сочинения Фурье, Сен-Симона, Прудона, Л.Блана, Милля, Шопенгауэра и др.). «К.» наметил основные вехи в истории социализма в России: указал историческое место петрашевцев и Белинского, дал характеристику учения Чернышевского, защитил «нигилизм» писаревцев как «науку и сомнение, исследование вместо веры» («Порядок торжествует!», 1886). Теория «русского социализма» Герцена и Огарева внедряла в сознание передового общества уважение к народу как к творящей силе истории. От имени народа «К.» произносил суд над грабительской реформой 1861 года, срывал маски с либерально-охранительных партий, негодуя по поводу «рабской» философии славянофильских изданий («Русская беседа» , газета «День»), приспособленчества «Отечественных записок» , угодливой реакционности «Русского вестника» , «Московских ведомостей» . Большое место в «К.» занимала борьба с цензурными репрессиями.

Требование «земли и воли», призыв «В народ! К народу» («Исполин просыпается!», 1861) нашли горячий отклик в передовой русской литературе. «К.» оказал влияние на многих писателей. Спор с позицией «К.» относительно судеб России и Европы определил полемический план романа Тургенева «Дым». Чутко реагировал на публикации «К.» М.Е.Салтыков-Щедрин в «глуповских» очерках, «Сатирах в прозе», хронике «Наша общественная жизнь». Внимательно прислушивался к пропаганде Герцена Л.Н.Толстой, посетивший издателей «К.» в 1861 году. Направлению газеты сочувствовали Д.И.Писарев, Т.Г.Шевченко, Н.Г.Помяловский, В.А.Слепцов и другие писатели и критики. В спорах с «К.» формировались социально-этические идеалы Ф.М.Достоевского.

Чтение «К.» и связь с его издателями карались в России каторгой и ссылкой. Царское правительство принимало ряд мер для противодействия его влиянию. Однако газету продолжали «прятать, но читать». «К.» способствовал развитию сатирической журналистики 60-х годов («Искра» В.С.Курочкина). Разящий юмор «К.», его излюбленные жанры - памфлет, фельетон, иронический комментарий - вошли в арсенал сатирической публицистики. Отмечая преемственность революционных традиций, Ленин называл общедемократическую печать с «К.» во главе предшественницей рабочей печати (см. Соч., т. 20, с. 233). Опыт «К.» был широко использован в ленинской «Искре» и других большевистских газетах.

Краткая литературная энциклопедия в 9-ти томах. Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», т.3, М., 1966

Литература:

Ленин В.И., Памяти Герцена, Соч., 4 изд., т. 18;

Ленин В.И., Из прошлого рабочей печати в России, там же, т. 20;

Плеханов Г.В., Герцен-эмигрант, Соч., т. 23, М.-Л., 1926;

Рейсер С.А., Тургенев - сотрудник «Колокола», в сборнике: И.С.Тургенев, Орел, 1940;

Клевенский М.М., Герцен - издатель и его сотрудники, «Литературное наследство», т. 41-42, М., 1941;

Смолин И.С., «Колокол» (1857-1861), «Ученые записки ЛГПИ им.А.И.Герцена», 1941, т. 39;

Смолин И.С., Царизм в борьбе с вольной печатью Герцена, там же, 1947, т. 61;

Ямпольский И.Г., Некрасов и Герцен, «Научный бюлл. ЛГУ», 1947, № 16-17;

Ямпольский И.Г., «Искра» В.Курочкина и Герцен, «Ученые записки ЛГУ. Серия филологических наук», 1948, в. 13, № 90;

Базилева З.П., «Колокол» Герцена, М., 1949;

Козьмин Б.П., Журнально-публицистическая деятельность А.И.Герцена. «Полярная звезда» и «Колокол», М., 1956;

Козьмин Б.П., Выступление Герцена против «Современника» в 1859 году, «Известия АН СССР. ОЛЯ», 1952, т. 11, в. 4;

Козьмин Б.П., Поездка Н.Г.Чернышевского в Лондон в 1859 году и его переговоры с А.И.Герценом, там же, 1953, т. 12, в. 2;

Дементьев А.Г., «Колокол» и вольная печать А.И.Герцена, в его книге: Очерки по истории русской журналистики 1840-1850 годы, М.-Л., 1951;

Нечкина М.В., Н.Г.Чернышевский и А.И.Герцен в годы революционной ситуации (1859-1861), «Известия АН СССР. ОЛЯ», 1954, т. 13, в. 1;

Дрыжакова Е.Н., Полемика «Колокола» и «Современника» в 1859-1860 годах, «Ученые записки ЛГПИ им.А.И.Герцена», 1956, т. 18, в. 5;

Радченко Е.С., (сост.) «Колокол». 1857-1867. Систематизированная роспись статей и заметок, М., 1957;

Соколова М.А., Анонимные статьи Герцена в «Колоколе», в сборнике: Проблемы и учения Герцена, М., 1963;

Порох И.В., Герцен и Чернышевский Саратов, 1963.

(со 197-го номера)

Тираж

Подчеркивая генетическую связь «Полярной звезды» и «Колокола», в передовой первого номера Герцен повторно печатает программу «Звезды»:

Такая программа привлекала либерально-оппозиционные круги, активность которых все возрастала, и объединяла широкие и разнообразные силы для создания антикрепостнического фронта.

Уже в отпечатанном отдельным листом объявлении о будущем издании «Колокола», которое рассылалось вместе с третьим выпуском «Полярной звезды», появляется знаменитый девиз газеты. «Vivos voco!» - первые слова эпиграфа Шиллера к «Песне о колоколе» (): «Vivos voco. Mortuos plango. Fulgura frango» (Зову живых. Оплакиваю мертвых. Сокрушаю молнии. ).

Пятилетие успеха

Первые восемь номеров «Колокола» выходили раз в месяц, но, с ростом популярности, 15 февраля 1858 года издание перешло на двухразовый выпуск, по первым и пятнадцатым числам. В дальнейшем, в зависимости от количества корреспонденции и важности событий, периодичность колебалась от еженедельной до ежемесячной. С ноября 1861 по июнь 1863 года газета издавалась 3-4 раза в месяц. Объём газеты составлял 8 (иногда 10) страниц. Листы печатались на тонкой бумаге, которую проще нелегально переправлять через таможню. Нумерация страниц была сквозная через все выпуски газет, так что последняя страница последнего 245-го выпуска имела номер 2002. Приложения «Под суд! » и «Общее вече » в общую пагинацию не включались, и каждое из них имело собственную сквозную нумерацию.

Регулярное бесцензурное издание оказалось востребовано читателями. С учетом допечаток, за десять лет существования газеты было выпущено около полумиллиона экземпляров. Во времена наибольшей популярности издания тираж номера доходил до 2500-3000 экземпляров, а с повторными тиражами до 4500-5000, что сделалось соизмеримым с тиражами наиболее крупных легальных российских газет (10-12 тысяч экземпляров) того времени. Порой стоимость газеты, дошедшей до русского читателя, увеличивалась вдесятеро против номинала.

Издание было немедленно запрещено в России, а в первой половине 1858 г. царскому правительству удалось добиться официального запрещения «Колокола» в Пруссии , Саксонии , в Риме , Неаполе , Франкфурте-на-Майне . Тем не менее Герцену удается создать пути для сравнительно безопасной доставки корреспонденции из России через ряд надежных адресов: Ротшильда, книготорговцев Трюбнера, Франка, друга семьи Марию Рейхель и других. Впоследствии многие приёмы распространения газеты, переправки её через границу были взяты за образец издателями других нелегальных и революционных изданий. Время от времени в «Колоколе» появляются советы по использованию наиболее надежных каналов и подтверждения о получении той или иной корреспонденции. Письма и статьи публикуются большей частью под псевдонимами или анонимно. По материалам полученных писем о событиях в России и злоупотреблениях на местах, выходит постоянный отдел мелкой критической корреспонденции «Смесь», рубрика «Правда ли?». Часто информация из писем обрабатывается самим Герценом. Из двух тысяч страниц «Колокола» Герценом написано около 1200.

Литературные публикации в «Колоколе» подчинены задачам агитации, разоблачения политики властей. В газете можно встретить поэзию М. Ю. Лермонтова , («Увы! как скучен этот город…»), Н. А. Некрасова («Размышления у парадного подъезда»), обличительные стихи Огарёва, М. Л. Михайлова , П. И. Вейнберга , В. Р. Зотова и др. Как и в «Полярной звезде», в «Колоколе» публикуют отрывки из «Былого и дум ».

Среди корреспондентов Герцена и Огарёва работники министерств внутренних и иностранных дел, Священного Синода . Хотя тогдашний государственный бюджет не обнародовался, «Колоколу» удается получить и опубликовать полный бюджет за и 1860 годы . Газету читает сам Александр II . Бесцензурная трибуна «Колокола» используется для публикации открытых писем Государю и Государыне. Номера в конвертах рассылаются министрам и чиновникам, фигурантам напечатанных материалов. Александр II вынужден предупреждать министров: «в случае получения газеты никому о ней не сообщать, но оставлять исключительно для личного чтения». В 27-м номере «Колокола» извещалось: «Мы отправили прошлый лист Колокола в конверте на имя Государя. Важность „Дедновского дела“ побудила нас к этому. Надеемся, что Долгорукий <шеф жандармов и начальник III отделения > не скрыл его». Иногда, во время министерских докладов, император с мрачным юмором вспоминал, что уже читал это в «Колоколе». «Скажите Герцену, чтобы он не бранил меня, иначе я не буду абонироваться на его газету», - иронизирует Александр II.

Возмущение императора вызвало напечатанное в 25-м номере «Письмо к редактору». В письме были помещены тексты почти десятка секретных документов - о цензуре, о крестьянах, о подготовке крестьянской реформы . Была приведена личная резолюция Александра II, запрещавшая употреблять в служебных бумагах слово «прогресс».

Падение популярности

В 1862-1865 гг. Л. Фонтен издавал в Брюсселе газету «La Cloche», в которой перепечатывал, во французском переводе, наиболее значительные статьи и заметки из «Колокола» Герцена. Издание «La Cloche», бывшее убыточным, субсидировалось Г. Г. Устиновым.

Часть номеров «Колокола», в связи с высоким спросом на издание, была издана Вольной русской типографией повторно. Известно минимум 52 номера газеты, набранных и отпечатанных заново. Второе издание отличалось в деталях оформления, в нём были осуществлены мелкие стилистические правки, исправлены старые опечатки и добавлены новые.

    Колокол N2.jpeg

    Первое издание второго номера

    Kolokol newspaper 1857.jpg

    Заголовок второго издания второго номера.

21 января 1920 года, в пятидесятую годовщину смерти Герцена, в Петрограде было выпущено одноименное мемориальное издание :
«Колокол». Однодневная газета памяти А. И. Герцена. (Под редакцией М. К. Лемке . Изд. Музея революции).

В 1962-1964 годах осуществлено факсимильное переиздание «Колокола» Герцена и Огарёва с приложениями, подготовленное «Группой по изучению революционной ситуации в России конца 1850-х - начала 1860-х годов». Комментированное факсимильное переиздание французского «Kolokol» с русскими прибавлениями вышло отдельно, в -1979 годах .

См. также

Напишите отзыв о статье "Колокол (газета)"

Примечания

Литература

  • Колокол. Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарёва. Выпуски I-IX. Факсимильное издание. «Наука», Москва, 1962-1964 год. Тираж 6700 экз.
  • Колокол. Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарёва. Выпуск X. Приложения. Факсимильное издание. «Наука», Москва, 1964 год. Тираж 6200 экз.
  • Колокол. Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарёва. Выпуск XI. Указатели. «Наука», Москва, 1962 год. Тираж 7000 экз.
  • Колокол. Kolokol. Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Переводы. Комментарии. Указатели. «Наука», Москва, 1978 год. Тираж 6100 экз.
  • Колокол. Kolokol. Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Факсимильное издание. «Наука», Москва, 1979 год. Тираж 1000 экз.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Колокол (газета)

– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.

Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да, и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.

Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.

  1. 30 09 13 Основные произведения иностранной художественной литературы Европа Америка Австралия

    Интернет справочник

    Legende d"Ulenspiegel. 1867 ) - своеобразный, ... истории человечества в основных этапах развития , соглашаясь с автором... Теккерей сотрудничал в газетах радикального направления, ... (Barchester towers. 1857 ) - роман, ... черной птицы; «Колокола» , где средствами...

  2. Основные 1 сми в информационном обществе

    Документ

    Финансовой элиты. Новый этап в развитии государства и средств... были плохие. Летом 1867 Краевский согласился на... : очень многочисленная и влиятельная. В основном - газеты , и в столице, и в... идею, и появилась газета Колокол ” (с июля 1857 , до 1861 - ...

  3. Автореферат диссертации

    Период § 1. Основные проблемы развития 1857 год 12 ... герценовского "Колокола" . Он... 202 и 5984; в 1867 газеты этапа развития народного образования в...

  4. Содержание введение глава i зарождение и развитие системы образования на кубани в предреформенный период § 1 основные проблемы развития системы образования в россии в xix - начале xx веков

    Автореферат диссертации

    Период § 1. Основные проблемы развития системы образования в... 243 1857 год 12 ... герценовского "Колокола" . Он... 202 и 5984; в 1867 году - 209 школ... богословию, а также газеты и журналы. ... начала послереформенного этапа развития народного образования в...

В 1855 г. А. И. Герцен начал издавать в Лондоне альманах «Полярная звезда» . И название, и силуэты на обложке говорили о том, что герценовское издание продолжает их традиции. В альманахе печатались материалы о , Пушкине, Белинском.

Успех «Полярной звезды» навел Герцена на мысль о выпуске зарубежного периодического издания, которое могло бы быстро откликаться на события, пропагандировать идеи освободительного движения. С 1 июля 1857 г. стали выпускать газету «Колокол» .

В первом номере российской революционной газеты Герцен выдвинул программу из трех пунктов:

1) освобождение крестьян;
2) упразднение цензуры;
3) отмена телесных наказаний.

Позднее Герцен уточнил, что имеется в виду освобождение крестьян с землей, выкупленной государством.

Это была программа-минимум. В то время Герцен не ставил даже вопрос о конституции. Но исполнение такой программы во многом изменило бы обстановку в стране. В открытом письме , называя себя «неисправимым социалистом» , Герцен подчеркивал умеренность и реализм своих конкретных требований: «Я стыжусь, как малым мы готовы довольствоваться; мы хотим вещей, в справедливости которых Вы так же мало сомневаетесь, как и мы. На первый случай нам и этого довольно» .

Издание «Колокола» стало вершиной общественно-политической деятельности Герцена. Его незаурядное мастерство писателя, публициста, редактора содействовало успеху первой бесцензурной русской газеты. Газету Герцена и Огарева «Колокол» читали в России все образованные люди, от высших сановников до гимназистов, о нем спорили, его передавали из рук в руки. На Нижегородской ярмарке «Полярная звезда» и «Колокол» были в числе самых ходких товаров.

«На меня, — вспоминал впоследствии Герцен, — обрушился ливень писем и корреспонденции из всех частей России» . Иногда в его руках оказывались целые дела, разоблачающие злоупотребления высокопоставленных бюрократов. Не жалея времени и сил, Герцен разбирался с этими бумагами. В «Колоколе » появился особый отдел «Под суд ». Разоблачений в этом отделе боялись не меньше, чем официального суда.

Между тем в России продолжалось смягчение режима. В 1856 — 1857 гг. вернулись из ссылки декабристы и петрашевцы. Им, правда, запретили жить в столицах. Бывшие ссыльные разъехались по провинции и в дальнейшем приняли активное участие в подготовке и проведении крестьянской реформы. Многие из них гласно или негласно сотрудничали в «Колоколе » и «Полярной звезде».

В 1858 г. журналам было разрешено печатать статьи по крестьянскому вопросу nогда же опубликовал в «Современнике» записку Кавелина. И Чернышевский, и Кавелин были в то время сторонниками сверху, в результате реформы. Хотя это совпадение не говорило об их идейной близости.

Кавелин был либерал, приверженец западного пути развития России. Социалистических идей он не разделял, но к их сторонникам относился с присущей ему терпимостью.