Повесть "Деревня" (1910)

Над повестью "Деревня" Бунин работал в 1909-1910 гг., а в марте - ноябре 1910 г. произведение публиковалось в журнале "Современный мир", вызвав своей остротой и страстной полемичностью самые разноречивые отзывы. Постигая быт и бытие русской деревни времен революции 1905-1907 гг., писатель выразил глубинные прозрения о русском характере, психологии крестьянства, метафизике русского бунта, а в конечном итоге - сбывшееся в исторической перспективе пророчество о России.

Изображаемая деревня - Дурновка - выступает в повести в качестве символического образа России в целом: "Да она вся - деревня…!" В центр системы персонажей выдвинуты во многом антитетичные друг по отношению к другу образы братьев Тихона и Кузьмы Красовых, чьи судьбы, при всех индивидуальных различиях, сращены в темных глубинах родового предания о прадеде, деде и отце: изображенное уже в первых строках, оно являет ужасающую подчас иррациональность русского характера и задает основной тон дальнейшему повествованию. Значительную роль играют в повести и второстепенные, эпизодические персонажи, воплощающие, как, например, в случаях с Дениской или Серым, ярчайшие типы, как бы выхваченные автором из недр уездной среды.

Художественный характер Тихона, ставшего волею судьбы владельцем нищающего "дурновского именьица", интересен неординарным соединением практического делового ума и глубоких интуиций психологического и национально-исторического плана. Семейная драма приводит героя к трагедийному самоощущению человека, выпавшего из родовой "цепи": "Без детей человек - не человек. Так, обсевок какой-то…" (3,14). Подобное индивидуальное мирочувствие рождает целый комплекс сложных, "спутанных" дум героя о народном бытии. Многократно используя форму несобственно-прямой речи Тихона, автор через его горестный и пронзительный взгляд раскрывает трагические парадоксы национальной действительности - как в случаях с тягостной нищетой уездного города, Потрясенная обезбоженной реальностью русской жизни, душа Тихона погружается в процесс мучительного самопознания. Особенно примечательно изображение "потока сознания" героя, разворачивающегося на грани сна и яви. Обостренно чувствуя, что "действительность была тревожна", "что все сомнительно", он беспощадно фиксирует язвы национального бытия: утрату духовных основ существования ("не до леригии нам, свиньям"), отторгнутость России от европейской цивилизации ("а у нас все враги друг другу"). Суровым испытанием всей прожитой жизни на прочность и осмысленность становятся для Тихона "думы о смерти", проступающие в дискретном психологическом рисунке.

Картина национальной действительности в преддверии революционного хаоса дополняется и целом рядом массовых сцен (то бунтующие, то "гуляющие" у кабака крестьяне), а также примечательной галереей второстепенных и эпизодических персонажей. Характерной особенностью композиционной организации повести стало преобладание статичного панорамного изображения действительности над линейной сюжетной динамикой. С этим связана значительная художественная роль ретроспекций, вставных эпизодов и символических сцен, порой заключающих в себе притчевый потенциал, а также развернутых, насыщенных экспрессивными деталями пейзажных описаний.

Разнообразны художественные функции пейзажных описаний в "Деревне". В основной части произведения преобладают социальные пейзажи, дающие подчас в сгущенном виде панораму "пещерных времен" уездного бытия. Так, глазами Тихона с щедрой детализацией выведен фрагмент деревенского пейзажа, где появление мужика дорисовывает общий моральный дух обнищавшего крестьянства: "Грубо торчала на голом выгоне церковь дикого цвета. За церковью блестел на солнце мелкий глинистый пруд под навозной плотиной - густая желтая вода, в которой стояло стадо коров, поминутно отправлявшее свои нужды, и намыливал голову голый мужик…" (3,24). Далее описание "пещерных времен" деревни предстанет сквозь призму взгляда Кузьмы, обогащаясь психологической подоплекой: "Но грязь кругом по колено, на крыльце лежит свинья… Старушонка-свекровь поминутно швыряет ухватки, миски, кидается на невесток…" (3,80). С другой стороны, бунинское глубоко лиричное чувство уездной России с неповторимых ритмов ее жизни прорывается в "выпуклой" детализации: "В соборе звонили ко всенощной, и под этот мерный, густой звон, уездный, субботний, душа ныла нестерпимо…" (3,92).

По мере углубления автора и его героев в постижение не только социальных, но и мистических основ порубежной русской действительности меняется фактура пейзажных образов. В пейзажных описаниях, данных глазами Кузьмы, конкретно-социальный фон все отчетливее перерастает в надвременное обобщение, насыщенное апокалипсическими обертонами: "И опять глубоко распахнулась черная тьма, засверкали капли дождя, и на пустоши, в мертвенно-голубом свете, вырезалась фигура мокрой тонкошеей лошади" (3,90); "Дурновка, занесенная мерзлыми снегами, такая далекая всему миру в этот печальный вечер среди степной зимы, вдруг ужаснула его…" (3,115). В финальном же символическом пейзаже, сопровождающем описание абсурдистски окрашенного эпизода свадьбы Молодой, эти апокалипсические ноты усиливаются и, невольно предвосхищая образный план блоковских "Двенадцати", знаменуют горестные пророчества автора об устремленной к гибельному мраку русской истории: "Вьюга в сумерках была еще страшнее. И домой гнали лошадей особенно шибко, и горластая жена Ваньки Красного стояла в передних санях, плясала, как шаман, махала платочком и орала на ветер, в буйную темную муть, в снег, летевший ей в губы и заглушавший ее волчий голос…" (3,133).

Таким образом, в "Деревне" развернулось глубоко трагедийное полотно национальной жизни поры "кануна" потрясений. В авторском слове, в речах и внутренних монологах многих персонажей запечатлелись сложнейшие изгибы русской души, получившие в произведении емкое психологическое и историософское осмысление. Эпическая широта и "объективность" повести заключают в себе страстный, до боли пронзительный авторский лиризм.

Буниские мужики предстают перед нами со всей неприглядностью, открывая тёмные стороны мужицкого мира: дикое пьянство, избиение жён и детей, истязание животных, смертоубийства». Большинство критиков совершено не поняли моей точки зрения, - жаловался Бунин - Меня обвиняли в том, что я будто озлоблен на русский народ, упрекали меня за моё дворянское отношение к народу. И всё это за то, что я смотрю на положение русского народа довольно безрадостно. Но что же делать, если современная русская деревня не даёт повода к оптимизму, а, наоборот, ввергает в безнадёжный пессимизм…» Даже само название повести соответствует мыслям, высказываемым наставником Кузьмы Красова, уездным чудаком и философом Балашкиный, о том, что Россия вся есть деревня, и нищая деревня - это судьбы России. В картинах деревенской жизни писатель пытается отразить вообщем всю русскую жизнь. В них нам слышится скрытый, заглушённой стой родной земле, благородная скорбь, мучительный страх за неё. И как писал Горький: Помимо первостепенной художественной ценности своей, « Деревня» Бунина была толчком, который заставил разбитое и расшатанное русское общество серьезно задуматься уже не о мужике, не о народе, а над строгим вопросом - быть или не быть России? Мы ещё не думали о России, - как о целом, - это произведение указало нам необходимость мыслить именно обо всей стране, мыслить исторически».

«Деревня» перенасыщена материалом действительности тех лет, полных бурных надежд и горьких разочарований. Здесь все: и пылающая вдалеке помещичье усадьбы, и попытка мужицкого самоуправства в самой Дурной, принадлежащей теперь Тихону Красову, правнуку крепостного, затравленного борзыми помещика Дурнова. Своё благополучие мужик Красов основал не столько на развалинах разорившейся дворянкой усадьбы, сколько на деревенской бедноте. Но его благополучие не приносит ему счастья. Жизнь его проходить в тоске грязных будней. Тихон пьёт, но пьёт потому, что все кругом пьют, тоскует потому, что нельзя не тосковать при таком существовании. Свою жизнь он нередко называет каторгой, петлёй, золотой клеткой. И всё - таки продолжает шагать по этой жизни, года которой текут однообразно, сливаясь в один рабочий день. Красов, типичный русский человек, является отражением своего времени, с его суматошной и революционной горячкой, сего многолюдством, разноголосицей и спорами. В «Деревне» немного героев с именами и прямым участием в событиях, гораздо больше безымянного сельского и уездного люда, мужиков, покупателей в лавке Тихона Красова, нищих, странников, то торговцев. И все они что-то вспоминают, о чём-то рассказывают, сгущая тёмные краски в изображении деревенской действительности. Раздумья самого автора о беспросветной жизни в деревне преследуют нас на протяжении всей повести. Например, они явно ощущаются в диалоге Красова с братом Кузьмой. Тихон говорит: «Посиди-ка у деревни, похлебай-ка серых щей, поноси худых лаптей!» «Лаптей!- где-то отзывается Кузьма - Вторую тысячу лет, брат, таскает их, будь они трижды прокляты! А кто виноват?» Сам Кузьма всю жизнь мечтает учиться и писать. Ему хочется рассказать о небывалой нищете и о страшной в своей обыденности быте, что калечит людей. Обдумывая свою жизнь, он и казнит себя, и оправдывает. Его история - это история всех русских самоучек. Он родился в стране, имеющей более ста миллионов безграмотных. Он рос в Черно Слободе, где ещё до сих пор насмерть убивают в кулачных боях, среди великой дикости и глубочайшего невежества. Автор, с помощью своего героя Кузьмы, доносит до нас все «ужасы» деревенской жизни. Но его особая беспощадность в показе мужика является здоровой реакцией на идеализированное освещение народной темы в творчестве других великих писателей. Бунин говорил: «Я знаю, какие вам мужики нужны. Вам Плато на Караева подавай, мистических скифой, богоносцев! А у меня таких нет».

В деревне

Когда я был маленьким, мне всегда казалось, что вместе с рождественскими праздниками начинается весна. "Декабрь - вот это зима", думал я. В декабре погода, по большей части, суровая, серая. Рассветает медленно, город с утра тонет в сизом, морозном тумане, а деревья одеты густым инеем сиреневого цвета: солнца целый день не видно, и только вечером замечаешь след его, потому что долго и угрюмо рдеет мутно-красная заря в тяжелой мгле на западе... Да, это настоящая зима!

Я с нетерпением ждал святок. Когда в конце декабря я бегал по утрам в гимназию, видел в магазинах сотни блестящих игрушек и украшений, приготовленных для елок, видел на базаре целые обозы с этими зелеными загубленными для праздника елочками, а в мясных рядах - целые горы мерзлых свиных туш, поросят и битой, ощипанной птицы, я с радостью говорил себе:

Ну, теперь уж близко праздник! Скоро настоящая зима кончится, и дело пойдет на весну. Я на целые две недели уеду в деревню и буду там встречать начало весны.

И мне казалось, что только в деревне и можно заметить, что начинается весна. Мне казалось, что только там бывают настоящие светлые, солнечные дни. И правда, ведь в городе мы забываем о солнце, редко видим небо, а больше любуемся на вывески да на стены домов.

И вот, наконец, наступал давно желанный, радостный день. Вечером вдруг раздавался звонок в сенях нашей квартиры, я стремглав бежал в прихожую и наталкивался там на высокого человека в большой енотовой шубе. Воротник этой шубы и шапка на голове высокого человека были в инее.

Папочка! - взвизгивал я в восторге.

Уйди, уйди, я - холодный, - говорил отец весело, и действительно, от него так хорошо пахло морозной свежестью, снегом и зимним воздухом.

Весь этот вечер я не отходил от отца. Никогда я не любил его так, как в эти вечера, никогда не засыпал так сладко!

Я засыпал, упоенный мечтами о завтрашнем путешествии в деревню, и правда - это было веселое путешествие! Поезд быстро бежит среди ровных снежных полей, вагон озарен утренним солнцем. Белый дым волнующимися клубами плывет перед окнами, плавно упадает и стелется по снегу около дороги, а по вагону ходят широкие тени. Свет солнца от этого то будто меркнет, то снова врывается в окна яркими, янтарными полосами... Даже весело то, что в вагоне так много народу, так тесно и шумно!

Но вот и одинокая, знакомая станция среди пустынных полей. Тихо-тихо в полях после грохота поезда! Откинешься в задок саней, прикроешь глаза - и только покачиваешься и слышишь, как заливается колокольчик над тройкой, запряженной в протяжку, как визжат и постукивают на ухабах полозья. Коренник сеет иноходью, передние поджарые лошади, пофыркивая, несутся вскачь, комья снегу бьют в передок, а около саней, быстро-быстро, как змея, вьется длинный кнут кучера. Обернешься - и кажется, что полоса дороги выскальзывает из-под полозьев, бежит назад, в ровное снежное поле...

А потом - шагом по занесенным вьюгами лугам, под обрывами с нависшими тяжелыми снегами! Огромными раковинами завиваются внутрь гребни снеговых навесов. Ясно и резко отделяются их чистые, холодные изваяния от фона неба: небо снизу кажется темно-темно-синим! Пристяжные играют, на ходу хватают губами и отбрасывают снег...

Балуй! - грозно кричит кучер, щелкает кнутом, - и опять постукивают сани на ухабах, и звонко заливается колокольчик под мерно качающейся дугою...

А между тем уже догорает короткий день; встали лиловые тучи с запада, солнце ушло в них, и наступает тихий, зимний вечер. Над посиневшими снегами залегает к востоку морозная мгла ночи. Сливается с нею вдали снежная дорога, и мертвое молчание царит над степью. Только полозья тихо скрипят по снегу, и задумчиво позванивает колокольчик: лошади идут шагом. Овсянки бесшумно перелетают перед ними по дороге... Мужик на розвальнях пристал за нами где-то на перекрестке, и заиндевевшая морда его шершавой, низенькой и бокастой лошадки, которая трусит рысцой за нашими санями, равномерно дышит теплым паром в мой затылок.

И мужик тоже что-то покрикивает, соскакивает на раскатах и снова бочком, на бегу, вваливается в свои дровни.

А кругом все темнеет и темнеет, и уже ночью въезжаем в знакомое село. Ночь темная, но звездная; мелкие звезды содрогаются острыми синими огоньками, крупные блещут переливчатым блеском разноцветных камней. На селе еще краснеют кое-где оконца в смутно чернеющих избах... В чистом, морозном воздухе звонко отдаются скрип порот или лай собачонки...

И чувство глубокого довольства и покоя наполняет душу, когда, наконец, медленно въезжаешь на сугроб перед крыльцом освещенного и теплого "деревенского домика!

Но где же весна-то? - спросите вы.

А разве не весеннее радостное чувство наполняло душу на весь этот веселый, солнечный день нашего путешествия в деревню? Разве не с весенним чувством открывал я глаза, проснувшись на другое утро в детской?

В больших комнатах нашего старинного дома с утра всегда стоял синий полусумрак. Это оттого, что дом был окружен садом, а стекла окон сверху донизу зарисовал мороз серебряными пальмовыми листьями, перламутровыми, узорчатыми папоротниками. Еще до чаю я успевал обегать все комнаты, осмотреть все эти рисунки, сделанные морозом за ночь, и даже - побывать в сенцах, где стоят лыжи.

Папа, я пойду покатаюсь немного, - робко говорил я отцу тотчас после чаю.

Отец пристально смотрел на меня и с улыбкой отвечал:

Ах ты, дикарь этакий! Настоящий вогул! Ведь еще холодно, нос отморозишь.

Я только на минутку...

Ну, если так, - беги!

Я вогул, я вогул, - кричал я, подпрыгивая от радости и поспешно снаряжаясь в путь.

Резкий, морозный воздух так и охватит всего, когда выйдешь из дому. За садом еще холодно краснеет заря. Солнце только что выкатилось огнистым шаром из-за снежного поля; но вся картина села уже сверкает яркими и удивительно нежными, чистыми красками северного утра. Клубы дыма алеют и медленно расходятся над белыми крышами. Сад - в серебряном инее... Туда-то мне и нужно! И, став на лыжи, окруженный гончими, я спешил забраться в самую чащу, где можно с головой утонуть в снегу.

Я вогул! - кричал я собакам, пробираясь по пушистому снегу к пруду под садом.

Там, на старых ракитах, до полудня держится густой, махровый иней. Весело отряхать его и чувствовать, как он осыпает лицо своим холодным пухом! А еще веселее смотреть, как на пруде работники прорубают проруби и баграми вытаскивают из воды огромные льдины. Словно квадраты светлых горных хрусталей, сияют они на солнце, играя зеленоватыми и синими переливами...

К обеду солнечный день окончательно разыгрывается. С навеса крыльца падают капели. Как слоновая кость, блестят по деревенскому выгону отшлифованные ухабы дороги.

"Весна, весна близко!" - думаешь, прикрывая глаза под лаской солнца.

И весь день не хочется уходить со двора! Все радует. Забредешь ли на двор, где около яслей дремлют, изредка глубоко вздыхая и раздувая бока, меланхоличные коровы, бродят похудевшие за зиму лошади и жмутся в кучу овцы; пройдешь ли на гумно и слышишь по дороге, как возятся и трещат воробьи в кустах акаций, как они вдруг снимаются всей своей шумной стаей и дождем, сыплются на крышу риги, - все радует... А на гумне, в затишье скирдов и соломенных валов, забитых снегом, особенно уютно. Хорошо полежать под солнцем в омете, в соломе, которая так резко пахнет мышами и снегом!

И весь праздник проходил у меня в этом очаровании солнечными днями, в светлых грезах о близкой весне. Забудешь, бывало, об уроках, забудешь даже лыжи, и все сидишь в освещенной солнцем зале, все глядишь на далекие, снежные поля, которые уже блестят по-весеннему золотистою слюдою крепкого наста.

Бунин работал над повестью в 1909-1910 гг., а в марте - ноябре 1910 г. произведение публиковалось в журнале "Современный мир", вызвав своей остротой и страстной полемичностью самые разноречивые отзывы. Постигая быт и бытие русской деревни времен революции 1905-1907 гг., писатель выразил глубинные прозрения о русском характере, психологии крестьянства, метафизике русского бунта, а в конечном итоге - сбывшееся в исторической перспективе пророчество о России. Изображаемая деревня Дурновка выступает в повести в качестве символического образа России в целом: "Да она вся - деревня...!" - замечает один из героев. Образ России и русской души, в ее "светлых и темных, но почти всегда трагических основах" раскрывается в разветвленной системе персонажей, полифункциональных пейзажных образах, а также в общей архитектонике произведения.

В центр системы персонажей выдвинуты во многом антитетические друг другу образы братьев Тихона и Кузьмы Красовых. Их судьбы, при всех индивидуальных различиях, сращены в темных глубинах родового предания о прадеде, деде и отце: изображенное уже в первых строках, оно являет ужасающую подчас иррациональность русского характера и задает основной тон дальнейшему повествованию. Значительную роль играют в повести и второстепенные, эпизодические персонажи, воплощающие, как, например, в случаях с Дениской или Серым, ярчайшие типы, как бы выхваченные автором из недр уездной среды.

Существенной чертой сознания братьев Красовых становится их способность, поднявшись над единичными явлениями действительности, увидеть в них влияние глобальных исторических сил, философских закономерностей бытия. Художественный характер Тихона, волею судьбы ставшего владельцем нищающего "дурновского именьица", интересен неординарным соединением практического делового ума и глубоких интуиции психологического и национально-исторического плана. Семейная драма приводит героя к трагедийному самоощущению человека, выпавшего из родовой "цепи": "Без детей человек - не человек. Так, обсевок какой-то..."

Подобное индивидуальное мирочувствие рождает целый комплекс сложных, "спутанных" дум героя о народном бытии. Многократно используя форму несобственно-прямой речи Тихона, автор через горестный и пронзительный взгляд своего персонажа раскрывает трагические парадоксы национальной действительности, например как в случаях с тягостной нищетой уездного города, "на всю Россию славного хлебной торговлей", или с нелегкими раздумьями о специфике русской ментальности: "Чудной мы народ! Пестрая душа. То чистая собака человек, то грустит, жалкует, нежничает, сам над собою плачет..." Столь характерный для ранней бунинской прозы авторский лиризм уходит здесь в глубины художественного текста, уступая место внешне объективной эпической манере, растворяется в проникновенных внутренних монологах героев.

Потрясенная обезбоженной реальностью русской жизни, душа Тихона погружается в процесс мучительного самопознания. Особенно примечательно изображение "потока сознания" героя, разворачивающегося па грани сна и яви. Обостренно чувствуя, что "действительность была тревожна", "что все сомнительно", он беспощадно фиксирует язвы национального бытия: утрату духовных основ существования ("Не до религии нам, свиньям!"), отторгнутость России от европейской цивилизации ("А у нас все враги друг другу..."). Суровым испытанием всей прожитой жизни на прочность и осмысленность становятся для Тихона "думы о смерти", проступающие в дискретном психологическом рисунке.

В жажде "небудничного", которая особенно наглядна в притчевом рассказе героя о стряпухе, износившей нарядный платок наизнанку, Тихон балансирует между стремлением приобщиться к духовному знанию о бессмертии души (эпизод посещения кладбища) и гибельным упоением стихией назревающего бунта ("восхищала сперва и революция, восхищали убийства"), "дурновской" деструктивностью, что в конечном счете становится одной из точек сближения братьев Красовых.

Параллельно изображается в повести и жизненный путь Кузьмы, в отличие от предприимчивого брата бывшего "анархистом", поэтом "надсоновского" толка, в чьих "жалобах на судьбу и нужду" сказались мучительные блуждания русского духа, с трагичными последствиями для себя подменившего позитивное духовное содержание изнуряющим самобичеванием. Не менее остро, чем у Тихона, в размышлениях Кузьмы, его речах, спорах с Балашкиным звучат критические оценки гибельных сторон национального характера ("есть ли кто лютее нашего парода?", "историю почитаешь - волосы дыбом станут" и др.). Кузьма тонко улавливает в народной массе усиление "брожения", смутных умонастроений, социальной конфронтации (сцена в вагоне). Проницательно видя в Дениске нарождающийся "новенький типик" люмпенизированного, духовно безродного "пролетария", Кузьма через силу, однако, благословляет Молодую на убийственное замужество и демонстрирует этим полное бессилие противостоять абсурду скатывающейся к роковой черте русской жизни.

Картина национальной действительности в преддверии революционного хаоса дополняется и целом рядом массовых сцен (то бунтующие, то "гуляющие" у кабака крестьяне), а также примечательной галереей второстепенных и эпизодических персонажей. Это и утопическое сознание Серого ("будто все ждал чего-то"), проявившееся в эпизоде пожара и в сцене с утонувшим боровом, перекликающейся с сюжетными перипетиями рассказа М. Горького "Ледоход", и будущий исполнитель революционного насилия "революцанер" Дениска, который носит с собой книжку "Роль пролетариата в России". С другой стороны, это во многом загадочный образ Молодой, судьба которой (от истории с Тихоном до финальной свадьбы) являет пример жесточайшего "дурновского" глумления над красотой, что определенно просматривается в символической сцене насилия над героиней, совершенного мещанами. Среди эпизодических персонажей обращают на себя внимание индивидуализированные образы "дурновских" мужиков, в чьем бунте автор видит проявление все той же русской жажды преодолеть ненавистные "будни", а также бездумное следование общей инерции народной смуты ("вышло распоряжение пошабашить", "взбунтовались мужики чуть не по всему уезду"). В этом ряду и Макарка Странник, и Иванушка из Басова, и караульщик Аким: каждый из них по-своему - кто в загадочных "прорицаниях", кто через погружение в стихию народной мифологии, кто в истовом "молитвенном" фанатизме - воплощает неутоленную тоску русского человека по высшему, надвременному.

Характерной особенностью композиционной организации повести стало преобладание статичного панорамного изображения действительности над линейной сюжетной динамикой. С этим связана значительная художественная роль ретроспекций, вставных эпизодов и символических сцен, порой заключающих в себе притчевый потенциал, а также развернутых, насыщенных экспрессивными деталями пейзажных описаний. К числу важнейших "вставных" эпизодов в повести может быть отнесен с упоением рассказываемый работниками Жмыхом и Оськой скабрезный анекдот о христианском захоронении кобеля "в церковной ограде", анекдот, который явил пример неостановимой десакрализации религиозных ценностей в простонародном сознании, падения авторитета духовной власти в эпоху межреволюционной смуты. В иных вставных эпизодах с неожиданной стороны высвечиваются судьбы фоновых персонажей, грани национального сознания, например как в случае с невесткой, "разваливающей пироги" "на похороны" не умершего еще Иванушки из Басова, или в близкой ситуации с покупкой дорогого гроба для "захворавшего" Лукьяна. Утеря благоговейного отношения русского человека к смерти явлена в бунинской повести в заостренной, едва ли не гротескной форме и знаменует усиление разрушительных тенденций в народном характере.

Разнообразны художественные функции пейзажных описаний. В основной части произведения преобладают социальные пейзажи, дающие подчас в сгущенном виде панораму "пещерных времен" уездного бытия. Так, глазами Тихона со щедрой детализацией выведен фрагмент деревенского пейзажа, где появление мужика дорисовывает общий моральный дух обнищавшего крестьянства:

"Грубо торчала на голом выгоне церковь дикого цвета. За церковью блестел на солнце мелкий глинистый пруд под навозной плотиной - густая желтая вода, в которой стояло стадо коров, поминутно отправлявшее свои нужды, и намыливал голову голый мужик".

"По грязь кругом по колено, на крыльце лежит свинья <...> старушонка-свекровь поминутно швыряет ухватки, миски, кидается на невесток..."

С другой стороны, бунинское глубоко лиричное чувство уездной России с неповторимых ритмов ее жизни прорывается в "выпуклой" детализации:

"В соборе звонили ко всенощной, и под этот мерный, густой звон, уездный, субботний, душа ныла нестерпимо".

По мере углубления автора и его героев в постижение не только социальных, но и мистических основ порубежной русской действительности меняется фактура пейзажных образов. В пейзажных описаниях, данных глазами Кузьмы, конкретно-социальный фон все отчетливее перерастает в надвременное обобщение, насыщенное апокалипсическими обертонами:

"И опять глубоко распахнулась черная тьма, засверкали капли дождя, и па пустоши, в мертвенно-голубом свете, вырезалась фигура мокрой тонкошеей лошади".

"Дурновка, занесенная мерзлыми снегами, такая далекая всему миру в этот печальный вечер среди степной зимы, вдруг ужаснула его".

В финальном символическом пейзаже, сопровождающем описание абсурдистски окрашенного эпизода свадьбы Молодой, эти апокалипсические ноты усиливаются, знаменуя собой горестные пророчества автора об устремленной к гибельному мраку русской истории:

"Вьюга в сумерках была еще страшнее. И домой гнали лошадей особенно шибко, и горластая жена Ваньки Красного стояла в передних санях, плясала, как шаман, махала платочком и орала на ветер, в буйную темную муть, в снег, летевший ей в губы и заглушавший ее волчий голос..."

Таким образом, в повести "Деревня" развернулось глубоко трагедийное полотно национальной жизни поры кануна потрясений. В авторском слове, в речах и внутренних монологах многих персонажей запечатлелись сложнейшие изгибы русской души, получившие в произведении емкое психологическое и историософское осмысление. Эпическая широта и объективность повести заключают в себе страстный, до боли пронзительный авторский лиризм.

Размышления о России в повести И. А. Бунина «Деревня»

Цели урока: показать, что нового вносит Бунин в традиционную для русской литературы тему; разобраться в авторской позиции.

Методические приемы: пояснения учителя, аналитическое чтение.

Ход урока

I . Вступительное слово учителя

Повесть «Деревня» написана в 1910 году уже известным, сложившимся писателем. В произведениях 10-х годов усиливается эпическое начало, философские размышления о судьбах России, о «душе русского человека». В повестях «Деревня» и «Суходол», в рассказах «Древний человек», «Веселый двор», «Захар Воробьев», «Иоанн Рыдалец», «Чаша жизни» и др. Бунин ставит задачу отобразить главные, как он считает, слои русского народа — крестьянство, мещанство, мелкопоместное дворянство, и наметить исторические перспективы страны.

Тема деревни и связанные с ней проблемы русской жизни были основными в нашей литературе на протяжении целого столетия.

I I . Беседа

— В произведениях каких писателей поднимается тема деревни?

(Достаточно вспомнить Тургенева («Записки охотника», Отцы и дети»), Толстого («Утро помещика», «Война и мир», Анна Каренина», «Власть тьмы»), Чехова («Мужики», «В овраге», «Крыжовник»).)

— Каков сюжет повести?

(В повести нет четкого сюжета. Повествование строится на чередовании жанровых картин сцен обыденной деревенской жизни, портретных зарисовок мужиков, описании их жилья, выразительных пейзажей.)

(Все эти сцены, картины, эпизоды показаны сквозь призму субъективного восприятия братьев Тихона и Кузьмы Красовых. Деревня видится, главным образом глазами этих персонажей. Картина деревенской, да и вообще российской жизни вырисовывается из их бесед, споров, реплик. Таким образом достигается объективность рассказа. Прямой авторской оценки нет, хотя иногда она явно выступает из реплик героев. Тихон с раздражением заключает: «Эх, и нищета же кругом! Дотла разорились мужики, трынкы не осталось в оскудевших усадьбишках, раскиданных по уезду», и его мысли сливаются с взглядом и мнением автора. Мысль о всеобщем обнищании и разоренье мужиков проходит через многие эпизоды.)

— Как Бунин изображает деревню? Приведите примеры описаний.

(Общий тон изображения, общий колорит повести мрачен и уныл. Вот описание зимы в деревне: «За вьюгами подули по затвердевшему серому пасту полей жесткие ветры, оборвали последние коричневые листья с бесприютных дубовых кустарников в логах»; «Утро было серое, с жестким северным ветром. Под затвердевшим серым снегом серой была деревня. Серыми мерзлыми лубками висело на перекладинах под крышами пунек белье. Намерзало возле изб — лили помои, выкидывали золу»; «Солнце село, в доме с запущенными серыми стеклами брезжил тусклый свет, стояли сизые сумерки, было нелюдимо и холодно» (гл. III). В этих описаниях господствует навязчивый серый цвет. Осень в деревне изображается тоже неуютной, слякотной, грязной, даже в картинах весны и лета нет радостных красок: «Суховей проносился вдоль пустых улиц, по лозинкам, спаленным жарою. У порогов ерошились, зарывались в золу куры. Грубо торчала на голом выгоне церковь дикого цвета. За церковью блестел на солнце мелкий глинистый пруд под навозной плотиной — густая желтая вода, в которой стояло стадо коров, поминутно отправлявшее свои нужды, и намыливал голову голый мужик». Нищенская, серая, полуголодная, убогая жизнь предстает в целой веренице крестьянских образов, образов жителей деревни Дурновка, где разворачиваются основные события повести (отметим значимость топонима «Дурновка»).)

(Посреди Дурновки стоит изба наиболее нищего и бездельного мужика с выразительной кличкой Серый. Эта кличка под стать общему серому колориту деревни, всей серой жизни дурновцев. «Наружность Серого оправдывала его кличку: сер, худ, росту среднего, плечи обвислые, полушубочек короткий, рваный, замызганный, валенки разбиты и подшиты бечевой». Темная его изба «неприятно чернела», «была глуха, мертва», это «почти звериное жилье» (гл. III). Теснота, мрак, вонь, холод, болезни. Жуткий крестьянский быт и нечеловеческие нравы — отвратительная жизнь. Где же здесь любовь к России?

Жители деревни ленивы, апатичны, равнодушны, жестоки друг к другу. Они разучились хозяйствовать на земле, вообще отвыкли работать. Серый, например, «будто все ждал чего-то», сидел дома, «поджидая малостей от Думы», «шатался от двора к двору» — норовил попить-поесть на дармовщинку.

Страшен образ мужика, который, услышав соловья, мечтательно говорит: «Вот бы из ружья-то его! Так бы и кувырнулся!» Бунин показывает, как извращена, изломана психология крестьянина еще «крепостным наследством показывает, какая темнота и дикость царят в деревне, где нормой жизни стало насилие.)

Вспомним известный каламбур Пушкина — эпиграфы ко второй главе «Евгения Онегина»: «O rus!», («О деревня!» Гораций, лат.) и «О Русь!» Как соотносятся понятия «деревня» и «Россия» у Бунина?

(Деревня у Бунина — модель России. «Да она вся — деревня, на носу заруби себе это! — выделяет Бунин курсивом. Размышления о деревне — размышления о судьбе народа, о национальном характере, о судьбе родины Бунин развенчивает славянофильский миф о «богоизбранности» русского народа. Ужас жизни в том, что масса прекрасных задатков искалечена, изуродована. Бунин не злорадствует, глубоко переживает за Россию, сочувствует ей. Он не зовет в прошлое, не идеализирует крестьянина, патриархальные устои. В его «Деревне» — боль и страх за судьбу родины, попытка понять, что несет новая, городская, буржуазная цивилизация России, народу, отдельному человеку.)

— Какое место в повести занимают образы Тихона и Кузьмы Красовых?

(На примере судьбы братьев Красовых Бунин показывает «светлые и темные, но почти всегда трагические основы жизни, две стороны национального характера. Кузьма — изломанный жизнью неудачник, покинувший деревню, после долгих скитаний устроившийся конторщиком в городе, поэт-самоучка, свободное время отдает «саморазвитию... чтению то есть». Тихон — хозяин, сумевший выкупить дурновское имение. Строгий, волевой, жесткий, властный человек, он «ястребом следил за каждой пядью земли». В разговорах, в спорах братьев раскрываются взгляды на Россию, на ее перспективы. Братьев Красовых объединяет ощущение обреченности деревни. Тихон Ильич говаривал: «Я, брат, человек русский. Мне твоего даром не надо, но имей ввиду: своего я тебе трынки не отдам! Кузьма же не разделяет его гордости: «Ты вот, вижу, гордишься, что ты русский, а я, брат, ох, далеко не славянофил! (...) не хвалитесь вы, за-ради Бога, что вы — русские. Дикий мы народ!» И добавляет: «Русская, брат, музыка: жить по-свинячьи скверно, а все-таки живу и буду жить по-свинячьи!» Потенциальное богатство — чернозем — остается лишь черной жирной грязью, а «избы — глиняные, маленькие, с навозными крышами», даже в богатых дворах — убожество: «грязь кругом по колено, на крыльце лежит свинья. Окошечки крохотные, и в жилой половине избы... темнота, вечная теснота…». (гл. II).)

— О чем спорят братья Красовы?

(Споры братьев касаются разных сторон жизни: истории, литературы, политики, обычаев, нравов, быта и т. д. Для обоих характерны философские размышления о смысле жизни, о цели ее. Оба уже немолоды, пора подводить итоги, а они неутешительны. «Пропала жизнь, братуша! — говорит Тихон. — Была у меня, понимаешь, стряпуха немая, подарил я ей, дуре, платок заграничный, а она взяла да и истаскала его наизнанку... Понимаешь? От дури да от жадности. Жалко налицо по будням носить, — праздника, мол, дождусь, — а пришел праздник — лохмотья одни остались... Так вот и я... с жизнью-то своей. Истинно так!»)

— Есть ли в повести светлые образы?

(Эпизодически появляются в повести привлекательные персонажи: Однодворка и ее юркий и сообразительный сын Сенька, безымянный мужик «с чудесным добрым лицом в рыжей бородке», который восхитил Кузьму своей внешностью и своим поведением, странник Иванушка, молодой крестьянин возница — «оборванный, но красивый батрак, стройный, бледный, с красноватой бородкой, с умными глазами». По самому тону описания понятно, каковы идеалы человека из народа, каковы симпатии автора.

Поэтически изображена Молодая. Она хорошо даже в уродливом крестьянском наряде, скромна и стыдлива, ласкова и отзывчива.)

— Каково значение образа Молодой?

(Образ Молодой (Евдокии) несет символическую нагрузку. Она олицетворяет Россию. Судьба Молодой трагична: от безвыходности она идет замуж за дурака, хама и лентяя Дениску. Свадьба, скорее, похожа на похороны: «все угорели. Угарно было и в церкви, угарно, холодно и сумрачно — от вьюги, низких сводов и решеток в окошечках»; рука Молодой, казавшейся в венце еще красивей и мертвее, дрожала, и воск тающей свечи капал на оборки ее голубого платья...» Сценой свадебного «поезжанья» заканчивается «Деревня». Эта сцена — аллюзия на гоголевскую Русь-тройку: свадебный поезд, несущийся в сумерках среди страшной вьюги «в буйную темную муть».)

III. Заключительное слово учителя

Русский характер, русский народ в массе своей предстает как богатая, но невозделанная почва. Талантливость, наивность, непосредственность соседствуют с непрактичностью, бесхозяйственностью, неумением приложить свои силы к настоящему делу, с неразвитостью сознания. Но безысходности в восприятии Бунина нет. Наряду с косностью и беспросветностью жизни передается и состояние всеобщего недовольства, ожидание перемен, стремление как-то изменить свою судьбу и судьбу страны. Мир бунинской деревни трагичен, но светел, прежде всего чувствами, переживаниями самого автора.

Повесть Бунина была высоко оценена критикой. Многие увидели в ней «глубоко пессимистическое, почти отрицательное», «безотрадные и отвратительные краски». В связи с этим обратимся к оценке М. Горького (из письма к И. А. Бунину, 1910):

«Конец «Деревни» я прочитал — с волнением и радостью за Вас, с великой радостью, ибо Вы написали первостепенную вещь. Это — несомненно для меня: так глубоко, так исторически деревню никто не брал. (...) Я не вижу, с чем можно сравнить Вашу вещь, тронут ею — очень сильно. Дорог мне этот скромный, скрытый, заглушенный стон о родной земле, дорога благородная скорбь, мучительный страх за нее — и все это ново. Так еще не писали. (...)

Не считайте моих речей о «Деревне» приподнятыми и преувеличенными, это не так. Я почти уверен, что московские и петербургские всех партий и окрасок иваны непомнящие и незнающие, кои делают критические статьи для журналов, — не оценят «деревни», не поймут ни существа, ни формы ее. Угроза, скрытая в ней, тактически неприемлема как для левых, так и для правых, — угрозы этой никто не заметит.

Но я знаю, что когда пройдет ошеломленность и растерянность, когда мы излечимся от хамской распущенности — это должно быть или — мы пропали! — тогда серьезные люди скажут: «Помимо первостепенной художественной ценности своей, «Деревня» Бунина была толчком, который заставил разбитое и расшатанное русское общество серьезно задуматься уже не о мужике, не о народе, а над строгим вопросом — быть или не быть России? Мы еще не думали о России, — как о целом — это произведение указало нам на необходимость мыслить именно обо всей стране, мыслить исторически».

2. Найти образы-символы, определить их значение.

3. Определить роль эпизодических лиц.

Дополнительный материал для учителя

1. Место повести «Деревня» в литературном процессе

Первое крупное произведение И. А. Бунина «Деревня» было опубликовано в 1910 году, но и в наши дни эта повесть остается актуальной и предоставляет значительный материал для современных литературоведов, размышляющих о проблемах «русской души» и «национального характера». Эти темы в творчестве Бунина до сих пор приковывают внимание критиков к небольшому произведению, созданному писателем еще в начале прошлого века. И это не случайно, ведь русская критика всегда стремилась найти ответ на вопрос: что такое «русская душа» и русский человек в целом? Потому и не угасает внимание к повести «Деревня», что она является очень емким произведением русской литературы, в котором все внимание автора обращено к животрепещущим проблемам народной жизни и проблемам русской деревни, в котором объективно отражена действительность того времени.

Описание Буниным деревенской жизни в России не оставило равнодушными современников. Сразу же после выхода повести в свет появились разные оценки этого произведения. Одни читатели возмущались лживостью изображения русской деревни и ее жителей, а другие нашли для себя главный вопрос, поставленный автором: «...быть или не быть России?» (М. Горький).

Анализируя произведение Бунина, критики не могли не затронуть темы изображения «русской души», не могли не обратить внимания на «бунинские пророчества» в отношении будущего России, так как все произведение пронизано описанием актуальных проблем тех лет, размышлениями о судьбах крестьянства и, конечно, о своеобразии национального русского характера.

Замыслу писателя в реалистическом отображении действительности отвечал особый жанр написанного им произведения — жанр повести-хроники, где на первый план выведены простые мужики, а свидетели происходящего, свидетели «со стороны», оставлены на втором плане. Задачам, поставленным перед автором, соответствовал и сюжет «Деревни», который лишен интриги, неожиданных событий, фабульного развития, четкой развязки. Все в повести Бунина погружено в стихию медленно идущей жизни, устоявшегося быта. Но каждая композиционная часть произведения открывает перед читателем все новые неожиданные и потрясающие воображение стороны деревенской действительности.

Повесть «Деревня» представляет собой произведение откровенно полемическое. Правда, в отличие от других произведений, к примеру А. П. Чехова, в повести Бунина о народе рассуждает не интеллигенция, а люди, вышедшие из крестьян. Откровенный и страшный вопрос задается одним из героев повести: «Есть ли кто лютее нашего народа?» И в произведении читатель находит на него ответ, к сожалению, не менее страшный: русский народ не хочет и не умеет победить в себе темное, звериное начало.

Из этого ответа вытекает и основная проблема, поднятая в бунинской повести: беда или вина русского народа в том, что он живет такой убогой, страшной и скудной жизнью? И на примере судьбы двух братьев Красовых автор показывает трагическую предрешенность судьбы русского народа, который зависит от свойств своей психики. Один из братьев — кабатчик и торговец Тихон Ильич Красов — мужик сильный, крепкий, хитрый. Он воплощает силу, активность и упорство. Другой брат — Кузьма — мягче, добрее и тоньше. Он воплощает душевную теплоту, лиричность и мягкость. Несмотря на то, что два родных брата так непохожи друг на друга, жизнь их приводит к одному — к бессилию и духовному опустошению. Даже они, вышедшие из народа и поднявшиеся на ступеньку выше, остались несчастны.

Виной такого исхода Бунин считает психику русского народа и дает ей свое определение — «пестрая душа». Поясняя эти слова, он приводит высказывание самого народа: «Народ сам сказал про себя — “из нас, как из древа, — и дубина и икона” — в зависимости от обстоятельств, от того, кто это древо обработает: Сергий Радонежский или Емельян Пугачев».

Неслучаен финал повести — свадьба, больше похожая на похороны. Ведь Евдокия, по прозвищу Молодая, выходит замуж за самого развращенного и гадкого мужика деревни. Эту свадьбу можно истолковать символически: Красота погибает под натиском уродства, и пурга заметает жилье. Русская деревня исчезает под снежными сугробами, как исчезли под слоем песка древние города.

Такой мрачный финал вытекает из самой жизни деревни с выразительным названием Дурновка. Все в ней носит алогичный характер, не имеет смысла и самое главное — выходит за пределы нормы. Деревня неуклонно и быстро гибнет: разрываются семейные и общественные связи, рушится сложившийся веками уклад жизни. Не в силах приостановить гибель деревни и бунт крестьян, он только ускоряет этот процесс, о чем с болью повествует автор повести.

Бунин в «Деревне» очень наглядно показал, что мораль, которой определялась жизнь русской деревни в прошлом, совершенно утрачена. А существующая жизнь без нравственных начал, главная цель которой — выживание, недостойна человека.

По словам автора повести, он «взял типическое», именно то, что происходит в жизни русской деревни. Бунин также говорил, что его в первую очередь интересует «душа русского человека», «души русских людей вообще», а не мужики сами по себе.

Поднятые в повести проблемы русского характера и жизни народа волновали и до сих пор волнуют литературоведов, поэтому произведение Бунина «Деревня» и в наше время актуально и способно дать ответы на некоторые вопросы, поставленные самой российской жизнью. Актуальны и по сей день необыкновенные «пророчества» Бунина о «русской душе» и о «судьбе русского народа».

2. Статья В. В. Розанова «Не верьте беллетристам...»

В качестве дополнительного материала в процессе изучения повести Бунина «Деревня» можно предложить учащимся обсуждение статьи знаменитого русского философа, литературного критика и публициста Василия Васильевича Розанова (1856-1919 гг.). Прежде чем перейти непосредственно к обсуждению предлагаемой статьи, необходимо сказать несколько слов о ее авторе и познакомить учеников с его мировоззрением и жизненной философией.

Трудно точно определить, кем был В. В. Розанов — философом, критиком или литератором. Его месту в русской культуре непросто дать привычную классификацию. Мысль Розанова стремилась отразить мир во всех проявлениях, отсюда — обилие и разнообразие идей и тем, затрагивающихся его творчеством. Сам Розанов так отзывался о своих сочинениях: «Вывороченные шпалы. Шашки. Песок. Камень. Рытвины. “Что это? — ремонт мостовой? — Нет, это “Сочинения Розанова”. И по железным рельсам несется уверенно трамвай».

Розанов жил и писал по-своему, нередко был непоследовательным в своих философских, политических и эстетических идеях и суждениях, не стремился к единству и идее и не придавал значения мнению современников.

В. Розанова принято в первую очередь считать одним из самых ярких и самобытных представителей русской религиозной философии. Именно эта философия видела свою главную задачу в осмыслении места и назначения человека в мире. Розанов всегда был философом, который задумывался о судьбах мира.

Вполне обоснованно можно назвать В. Розанова и литературным критиком, ведь он всегда размышлял о литературном развитии, о писателях и их судьбах, о роли книги в современном обществе. Именно по поводу книг современников им написано много статей и рецензий, среди которых и статья «Не верьте беллетристам...», опубликованная в газете «Новое время» 5 января 1911 года.

Статья явилась своеобразным читательским откликом Розанова на рассказ Н. Олигера «Осенняя песня» и на обзор К. Чуковского последних литературных трудов. Среди них были представлены произведения И. Бунина, повествующие о русском крестьянстве; М. Горького — о мещанах; А. Толстого — о помещиках; Ив. Рукавишникова — о купеческой жизни, К. Чуковский в своем обзоре говорил о критическом отношении писателей к русской действительности и отметил талант их авторов.

В. Розанов в статье «Не верьте беллетристам...» не соглашается с изображением русской жизни в этих произведениях, считает, «что беллетристы, все пятеро, просто врут». Критик воспринимает предложенные художественные произведения с позиции простого читателя, для которого личный житейский опыт и здравый смысл служат критерием оценки прочитанного. Розанов считает, что искусство должно изображать правду жизни, поэтому писатели обязаны показывать саму действительность, жизнь страны и народа, в частности, его здоровье, экономическое и социальное положение.

Поэтому с изображением «беллетристов» Розанов не намерен соглашаться: «Ну, если правду они говорят, тогда России уже в сущности нет, одно пустое место, сгнившее место, которое остается только завоевать “соседнему умному народу”, как о том мечтал уже Смердяков в “Братьях Карамазовых”».

«Но есть и другая очевидность, довольно внушительная, что Россия просто стоит, тысячи гимназистов и гимназисток по утру бежит учиться, и все лица такие ядрененькие, свежие; что откуда-то они приходят, вероятно — из семьи, где не все же «братья живут с сестрами»; что какую-то огромную «живность» съедает Россия ежедневно, и едва ли это все «коровы с отрезанными сосками и т. д. ...». Приводя такие аргументы своего несогласия с «беллетристами» по поводу изображенной ими жизни в стране, Розанов и делает вывод, что они «просто врут».

Критик считает, что художественное произведение должно «указать» на собственный опыт читателя, на реальную жизнь и действительность, тем более если произведение претендует на звание «реалистического», изображающего все «правдивое» и «типическое». И как бы писатель ни «модернизировал» действительность, такое произведение должно показывать жизнь, знакомую читателю.

Розанов считает неразрывными понятие «правды искусства» и талантливость писателя. Разве можно произведение назвать талантливым, если его автор «врет», изображая действительность? Талантливый писатель это тот писатель, взгляд которого на жизнь и изображение ее в произведении полностью соответствует самой «правде жизни».

Одной из причин недостаточно правдивого изображения жизни писателями В. Розанов считает их ограниченность в видении окружающего мира, объясняя это тем, что писательская среда, как и любая профессиональная среда, является замкнутой на себе самой. Ссылаясь на свой жизненный опыт, критик говорит о повседневной жизни «беллетристов», показывая писателей в «Театральном клубе», шикарном дворце князей Юсуповых.

Так из какого «жизненного» пространства, из какой среды писатель может увидеть действительность, если его среда так замкнута? Поэтому и присутствует в произведении писателя его собственное представление о стране, о народе, о крестьянстве... А жизнь простого народа служит для него только «материалом», необходимым для подтверждения этих представлений. Отсюда и появляется в произведении авторское видение действительности. Что же касается произведений, упомянутых Розановым, то в них как раз отразились авторские взгляды и идейные установки, свойственные писателям того времени. Практически каждый из них приписывал своим героям собственное видение мира.

После всего сказанного становятся понятны слова, сказанные И. Буниным о своем творчестве: «Всю жизнь я страдаю от того, что не могу выразить того, что хочется. В сущности, я занимаюсь невозможным занятием. Я изнемогаю от того, что на мир смотрю только своими глазами и никак не могу взглянуть на него как-нибудь иначе!»

В статье «Не верьте беллетристам...» В. Розанов свободно и мастерски изложил свою точку зрения на недостатки, присутствующие в произведениях определенных писателей. И сделал это, не очень заботясь о логических доказательствах, постоянно проводя параллели между реалиями литературы и «правдой жизни» и свободно выражая свои эмоции по поводу несогласия с упомянутыми авторами в изображении действительности.

Когда я был маленьким, мне всегда казалось, что вместе с рождественскими праздниками начинается весна. «Декабрь - вот это зима», думал я. В декабре погода, по большей части, суровая, серая. Рассветает медленно, город с утра тонет в сизом, морозном тумане, а деревья одеты густым инеем сиреневого цвета: солнца целый день не видно, и только вечером замечаешь след его, потому что долго и угрюмо рдеет мутно-красная заря в тяжелой мгле на западе… Да, это настоящая зима!

Я с нетерпением ждал святок. Когда в конце декабря я бегал по утрам в гимназию, видел в магазинах сотни блестящих игрушек и украшений, приготовленных для елок, видел на базаре целые обозы с этими зелеными загубленными для праздника елочками, а в мясных рядах - целые горы мерзлых свиных туш, поросят и битой, ощипанной птицы, я с радостью говорил себе:

Ну, теперь уж близко праздник! Скоро настоящая зима кончится, и дело пойдет на весну. Я на целые две недели уеду в деревню и буду там встречать начало весны.

И мне казалось, что только в деревне и можно заметить, что начинается весна. Мне казалось, что только там бывают настоящие светлые, солнечные дни. И правда, ведь в городе мы забываем о солнце, редко видим небо, а больше любуемся на вывески да на стены домов.

И вот, наконец, наступал давно желанный, радостный день. Вечером вдруг раздавался звонок в сенях нашей квартиры, я стремглав бежал в прихожую и наталкивался там на высокого человека в большой енотовой шубе. Воротник этой шубы и шапка на голове высокого человека были в инее.

Папочка! - взвизгивал я в восторге.

Уйди, уйди, я - холодный, - говорил отец весело, и действительно, от него так хорошо пахло морозной свежестью, снегом и зимним воздухом.

Весь этот вечер я не отходил от отца. Никогда я не любил его так, как в эти вечера, никогда не засыпал так сладко!

Я засыпал, упоенный мечтами о завтрашнем путешествии в деревню, и правда - это было веселое путешествие! Поезд быстро бежит среди ровных снежных полей, вагон озарен утренним солнцем. Белый дым волнующимися клубами плывет перед окнами, плавно упадает и стелется по снегу около дороги, а по вагону ходят широкие тени. Свет солнца от этого то будто меркнет, то снова врывается в окна яркими, янтарными полосами… Даже весело то, что в вагоне так много народу, так тесно и шумно!

Но вот и одинокая, знакомая станция среди пустынных полей. Тихо-тихо в полях после грохота поезда! Откинешься в задок саней, прикроешь глаза - и только покачиваешься и слышишь, как заливается колокольчик над тройкой, запряженной в протяжку, как визжат и постукивают на ухабах полозья. Коренник сеет иноходью, передние поджарые лошади, пофыркивая, несутся вскачь, комья снегу бьют в передок, а около саней, быстро-быстро, как змея, вьется длинный кнут кучера. Обернешься - и кажется, что полоса дороги выскальзывает из-под полозьев, бежит назад, в ровное снежное поле…

А потом - шагом по занесенным вьюгами лугам, под обрывами с нависшими тяжелыми снегами! Огромными раковинами завиваются внутрь гребни снеговых навесов. Ясно и резко отделяются их чистые, холодные изваяния от фона неба: небо снизу кажется темно-темно-синим! Пристяжные играют, на ходу хватают губами и отбрасывают снег…

Балуй! - грозно кричит кучер, щелкает кнутом, - и опять постукивают сани на ухабах, и звонко заливается колокольчик под мерно качающейся дугою…

А между тем уже догорает короткий день; встали лиловые тучи с запада, солнце ушло в них, и наступает тихий, зимний вечер. Над посиневшими снегами залегает к востоку морозная мгла ночи. Сливается с нею вдали снежная дорога, и мертвое молчание царит над степью. Только полозья тихо скрипят по снегу, и задумчиво позванивает колокольчик: лошади идут шагом. Овсянки бесшумно перелетают перед ними по дороге… Мужик на розвальнях пристал за нами где-то на перекрестке, и заиндевевшая морда его шершавой, низенькой и бокастой лошадки, которая трусит рысцой за нашими санями, равномерно дышит теплым паром в мой затылок.

И мужик тоже что-то покрикивает, соскакивает на раскатах и снова бочком, на бегу, вваливается в свои дровни.

А кругом все темнеет и темнеет, и уже ночью въезжаем в знакомое село. Ночь темная, но звездная; мелкие звезды содрогаются острыми синими огоньками, крупные блещут переливчатым блеском разноцветных камней. На селе еще краснеют кое-где оконца в смутно чернеющих избах… В чистом, морозном воздухе звонко отдаются скрип ворот или лай собачонки…

И чувство глубокого довольства и покоя наполняет душу, когда, наконец, медленно въезжаешь на сугроб перед крыльцом освещенного и теплого деревенского домика!

II

Но где же весна-то? - спросите вы.

А разве не весеннее радостное чувство наполняло душу на весь этот веселый, солнечный день нашего путешествия в деревню? Разве не с весенним чувством открывал я глаза, проснувшись на другое утро в детской?

В больших комнатах нашего старинного дома с утра всегда стоял синий полусумрак. Это оттого, что дом был окружен садом, а стекла окон сверху донизу зарисовал мороз серебряными пальмовыми листьями, перламутровыми, узорчатыми папоротниками. Еще до чаю я успевал обегать все комнаты, осмотреть все эти рисунки, сделанные морозом за ночь, и даже - побывать в сенцах, где стоят лыжи.

Папа, я пойду покатаюсь немного, - робко говорил я отцу тотчас после чаю.

Отец пристально смотрел на меня и с улыбкой отвечал:

Ах ты, дикарь этакий! Настоящий вогул! Ведь еще холодно, нос отморозишь.

Я только на минутку…

Ну, если так, - беги!

Я вогул, я вогул, - кричал я, подпрыгивая от радости и поспешно снаряжаясь в путь.

Резкий, морозный воздух так и охватит всего, когда выйдешь из дому. За садом еще холодно краснеет заря. Солнце только что выкатилось огнистым шаром из-за снежного поля; но вся картина села уже сверкает яркими и удивительно нежными, чистыми красками северного утра. Клубы дыма алеют и медленно расходятся над белыми крышами. Сад - в серебряном инее… Туда-то мне и нужно! И, став на лыжи, окруженный гончими, я спешил забраться в самую чащу, где можно с головой утонуть в снегу.

Я вогул! - кричал я собакам, пробираясь по пушистому снегу к пруду под садом.

Там, на старых ракитах, до полудня держится густой, махровый иней. Весело отряхать его и чувствовать, как он осыпает лицо своим холодным пухом! А еще веселее смотреть, как на пруде работники прорубают проруби и баграми вытаскивают из воды огромные льдины. Словно квадраты светлых горных хрусталей, сияют они на солнце, играя зеленоватыми и синими переливами…

К обеду солнечный день окончательно разыгрывается. С навеса крыльца падают капели. Как слоновая кость, блестят по деревенскому выгону отшлифованные ухабы дороги.

«Весна, весна близко!» - думаешь, прикрывая глаза под лаской солнца.

И весь день не хочется уходить со двора! Все радует. Забредешь ли на двор, где около яслей дремлют, изредка глубоко вздыхая и раздувая бока, меланхоличные коровы, бродят похудевшие за зиму лошади и жмутся в кучу овцы; пройдешь ли на гумно и слышишь по дороге, как возятся и трещат воробьи в кустах акаций, как они вдруг снимаются всей своей шумной стаей и дождем, сыплются на крышу риги, - все радует… А на гумне, в затишье скирдов и соломенных валов, забитых снегом, особенно уютно. Хорошо полежать под солнцем в омете, в соломе, которая так резко пахнет мышами и снегом!

И весь праздник проходил у меня в этом очаровании солнечными днями, в светлых грезах о близкой весне. Забудешь, бывало, об уроках, забудешь даже лыжи, и все сидишь в освещенной солнцем зале, все глядишь на далекие, снежные поля, которые уже блестят по-весеннему золотистою слюдою крепкого наста.

III

Ну, не скучай смотри, - говорил отец, когда, наконец, меня снова снаряжали в город. - Теперь и не увидишь, как наступит весна. Каких-нибудь два месяца, а там и святая, и лето. Приедешь тогда, - жеребчика верхового тебе подарю, будем верхом вместе ездить, за перепелами ходить…

Мне было очень грустно покидать родной дом, но я вполне соглашался с отцом: теперь уж скоро весна!

А ведь правда, папа, совсем весной пахнет! - говорил и я, когда утром мы садились в сани, переваливались в воротах через высокий сугроб, набитый вчерашней метелью, и глубоко вздыхали свежим ветром с запахом молодого снега.

А ты любишь весну? - спрашивал отец с улыбкой.

Люблю, папа! Очень люблю!

А деревню любишь?

Конечно, люблю…

Это хорошо, - прибавлял отец. - Когда ты вырастешь, ты поймешь, что человек должен жить поближе к природе, любить родные поля, воздух, солнце, небо… Это неправда, будто в деревне скучно. Бедности в деревне много - вот это правда, и, значит, надо делать так, чтобы было поменьше этой бедности, помогать деревенским людям, трудиться с ними и для них… И хорошо можно жить в деревне!

- «Правда, правда! - думаю я. - В городе даже весною не пахнет. А вот тут пахнет. И проруби вон уже почернели, оттаивать стали…».

Мы проезжаем по большому селу над рекою, и я спешу наглядеться на все деревенское.

Кругом чернеют среди сугробов грязные избы; но скоро сугробы растают, и даже эти бедные избы станут чистенькими и веселыми. Да и теперь весело в них, особенно в тех, кирпичных, где живут зажиточные семьи. И с каким удовольствием входил я в такую избу, когда мы останавливались покормить лошадей!

В кирпичных избах у богатых мужиков всегда сырой угар зеленоватым паром стоит в теплом воздухе, на полу - мокрая солома, но всегда аппетитно пахнет хлебами, народу много, и все за работой: кто отрывисто гудит тетивой, которая бьет и вздымает пушистую белую «волну»; кто чинит хомут, с внезапной решительностью раздергивая в разные стороны пропущенную в кожу дратву; а бывалый человек, портной, в жилетке, утыканной иголками, и с мотком ниток на шее, забавляет всех россказнями. Сидя на конике, скорчившись, - одна нога под себя, а колено другой поднято почти к самому лицу, - и ухитряясь держать большим пальцем босой ноги край сукна или овчины, он пристально шьет, но говорит не смолкая и при этом задумчиво улыбается веселыми, умными глазами, встряхивая со лба волосы и вдевая на свет нитку в иголку. И все глядят на него дружелюбно. Он везде свой человек, Даже для детей, которых он нянчит по вечерам на руках, дает им брать себя за бороду, а потом вдруг щелкнет зубами, гамкнет, как собака, и схватит ртом детскую ручонку, отчего ребенок, с замиранием сердца ждавший, шутки, радостно взвизгивает и заливается смехом.

Я уже не раз видал его, и теперь смотрю на него с большим любопытством. Но пора ехать. Мы прощаемся с хозяевами и выходим на крыльцо. Хозяин, который нас провожает, стоит на крыльце в шапке, но в одной рубахе, смотрит на меня и, улыбаясь, говорит:

Что ж, барчук, теперь, значит, до весны в город?

До весны, - говорю я, - да ведь весна скоро!

Скоро, скоро! - соглашается мужик.

Мы опять едем мимо черных сельских изб, по буграм, с которых катаются мальчишки на ледяшках, по лугам, где на высоких лозинах качаются грачиные гнезда, а около горбом наросших краев проруби бабы бойко полощут белье в темной студеной воде и звонко переговариваются…

Но уже и село кончилось. Впереди только поле, белая пелена пушистого снега. Сколько его набило за ночь в лощинах!.. В поле опять стало ветрено; ветер заносит в сторону гривы и хвосты лошадей, дорога тяжкая; но лошади застоялись, они как будто рады ветру и простору полей и быстро несут нас вперед… Небо сплошь закрыто облаками, вдалеке чернеет лесок.

«Оттепели начались», - думаю я.

И мне представляется, как теперь надолго пойдут эти серые дни, когда на межах в пустой степи уныло качается прошлогодняя полынь от ветра. Но все-таки весна близко! Этот же ветер скоро станет теплее, а когда наступит март, - шумно и весело пойдет он по березовым лесам в блеске весеннего солнца, пробуждая природу от зимнего сна. А потом загремят по оврагам полые воды, налетят с далекого юга птицы, зазеленеют поля…